«История одной награды». Клапий

Каждое время рождает своих героев. В пе­риод лихолетья, когда над страной нависает смертельная опасность и речь идёт о выжи­вании нации, такие герои появляются сот­нями тысяч. Вступая в смертельную схват­ку с врагом, отлично понимая, что на войне каждый день может стать последним, эти смельчаки меньше всего думают о наградах. Но они их заслуживают! Под рубрикой «История одной награды» «Белка» совместно с Гомельским городским военным комиссариатом публи­кует цикл материалов о гомельчанах, в годы войны и послевоенное время награждённых редкими, а порой и вовсе малоизвестными на­градами. Число кавалеров этих орденов и ме­далей в многомиллионном Советском Союзе не превышало 150 000 человек.

Недавно по российскому теле­видению был показан доку­ментальный фильм «Пхеньян — Сеул и дальше…» об освобождении Кореи советскими войсками в 1945 году. Основной его посыл, пусть и не очень явный, состоял в том, что наши солда­ты, научившись бить врага на фронтах Великой Отечественной, летом и осе­нью того же победного года с лёгкостью разгромили в Корее одну из группиро­вок миллионной японской Квантунской армии. Во всяком случае, утверждают авторы фильма, в кратчайшие сроки войска 2 Дальневосточного фронта не только вышли на линию разграничения с американцами — пресловутую 38-ю параллель, но и практически захватили столицу Кореи Сеул.

Гомельчанин Павел Клапий это утверждение разделяет лишь отчасти. Потому что не только 25-я и 5-я армии громили японцев на Корейском полуострове, да и далась победа не такой малой кровью, как в фильме рассказы­вается. Сегодня Павел Григорьевич, в прошлом морской пехотинец и один из участников тех событий, вспоминает, как это было.

«Мою родную Кирносовку, село в Винницкой области Украи­ны, наши войска освободи­ли в марте 1944 года. Позади остались три года фашистской оккупации, о ко­торых даже вспоминать не хочется. Тот новый немецкий порядок можно выра­зить одним словом — расстрел. За всё, даже просто за то, что ты не понравил­ся немецкому солдату.

Очень трудно приходилось в это вре­мя нам, хлопцам 1926-1927 годов рож­дения. Ведь когда война началась, нам всего по 14-15 лет было, в армию не бра­ли. Туда взрослые мужики пошли, боль­шинство не вернулись. Два моих стар­ших брата тоже погибли в первые дни войны, в окружении где-то в Запорожье. А мы немцев «дожидались», чтоб потом прятаться постоянно. Потому что хва­тали они всех, кому 16 и старше испол­нялось. Кого в полицию загоняли слу­жить, кого в Германию отправляли ра­ботать. Правда, ходили разговоры, что где-то неподалёку партизаны орудуют, но лично я их за три года оккупации ни разу не видел.

Когда наши пришли, мне уже 17 с га­ком было. В армию вроде рано, но по­вестка пришла. Я в сельсовет, где во­енный комиссар всем заправлял. Так и так объясняю, молод я ещё. А он мне какую-то бумажку суёт, где рукой одно­го сельского активиста написано «1925 года рождения». Тут брат мой старший Иван прибежал, говорит, мол, это я с 25-го, а Пашка на два года моложе. Не верит комиссар, хоть кол на голове те­ши. Оно и понятно, в оккупации были — значит с гнильцой народец, на нем­цев работали. Да, работали, а что делать было: они силой, под автоматами, вы­гоняли дороги от снега чистить да ре­монтировать их после наших авиана­лётов. Хорошо, учительница школьная вступилась, объяснила офицеру, кого в каком классе учила.

Но в январе 1945 меня всё рав­но призвали в армию, вместе с другими односельчанами при­зывного возраста. Человек 15 нас таких гавриков набралось. Врать не буду, на фронт из нас особо никто не рвался. Пока на сборном пункте сидели, гада­ли — сколько до той Германии ехать и возьмут ли Берлин до нашего прибытия. Поэтому когда погрузились в эшелон и двинулись на восток, радости не скры­вали — за Уралом войны нет!

Ехали долго, почти полтора месяца. Да и как ехали: то мчались чуть не сут­ки без остановок, то днями на каких-то полустанках простаивали. Мука это бы­ла, а не езда. Во-первых, чем дальше на восток, тем холоднее. Зимой в Сибири в наших куцых гражданских пиджаках да ватниках особо не погреешься. По­этому главным местом в теплушке бы­ла «буржуйка», от которой старались не отходить. Но особенно донимала жаж­да: кормили в основном солёной кетой, а воды не всегда набрать удавалось. Хо­рошо, если снега наберёшь или сосуль­ку где-нибудь на станции отломаешь.

Кое-как нас, горе-воинов, достави­ли в Приморский край, в гарнизон с ро­мантичным названием Озёрные Клю­чи под Владивостоком. Я только потом понял, чем эта романтика на самом де­ле обернётся, но об этом позже. А по­ка понаехали «покупатели» и стали разбирать нас по частям. Кто в танки­сты попал, кто в артиллерию, но боль­шинство в пехоту. И я пехотинцем стал, только не простым, а морским. Уж не знаю, чем я так капитану-морпеху при­глянулся. Словом, стал я рядовым 76 батальона 13 бригады морской пехо­ты Краснознамённого Тихоокеанско­го флота, по воинской специальности сапёр-подрывник.

Хотя какой там сапёр! Нет, мины, ко­нечно, изучали — и противотанковые, и противопехотные. Обезвреживать их, ставить минные заграждения учили. Но так, чтоб досконально, чтоб в одиноч­ку заряд установить или разминиро­вать — такого не было. Наш инструк­тор, фронтовик, направленный на Даль­ний Восток после ранения, наставлял: «Вы, салажата, поперёк батьки в пекло не лезьте. Вас тут вон сколько гаври­ков, а настоящими сапёрами единицы станут. Потому что это не должность, а призвание. Так что если что опасное заметите, ноги в руки — и ко мне, сам разберусь».

Но общевойсковой подготовке нас учили, как тогда любили говорить, на­стоящим образом. Марши, кроссы, стрельбы из всех видов оружия днём и ночью. Окапывание, само собой. Как-то изучали мы оборону захваченного плац­дарма. Вырыл я себе окопчик в полови­ну профиля, пристроился в нём от ве­тра, всю ночь то дремал, то постреливал в наступающего «противника». Утром команда «Строиться!», а я из укрытия своего вылезти не могу. Примёрзла ши­нель к земле, не отодрать. Оказывает­ся, в этих самых Озёрных Ключах вода постоянно наружу сочится, вот и при­хватило.

Особенно тщательно мы отрабаты­вали высадку с десантных кораблей и преодоление водных преград. Не­большую, но довольно глубокую речку туда-обратно переплывали почти каж­дый день, в полном снаряжении. Пом­ню, один солдатик винтовку при пере­праве утопил, всем взводом искали, в ледяной воде бултыхались. Куда там, не нашли. Особисты его под арест на несколько суток посадили, всё допра­шивали, что да как, а старшина приго­варивал: хорошо, сам на корм рыбам не отправился.

За всей этой учёбой даже День Победы как-то малозаметно про­шёл. Радовались, конечно, когда известие о завершении войны услыша­ли, обнимались, салют давали. И, навер­ное, у всех в головах одна мысль сиде­ла: ура, жив! Войны нет, значит, можно служить не тужить, по сравнению с войной наши мытарства — игра в казаки- разбойники. Молодые были, беззабот­ные, что тут скажешь…

Ничего не заподозрили даже тог­да, когда пошли слухи, что на Даль­ний Восток и в Забайкалье десятка­ми идут из европейской части Союза эшелоны с войсками и боевой техни­кой. Спросили об этом как-то у зам­полита, так он ответил: так надо. Мол, когда требовалось, перебросили вой­ска на запад, теперь на прежние места дислокации возвращают. Похоже, сам в это верил, потому что ничего не знал о том, что Сталин пообещал в Ялте после разгрома фашистов вступить в войну с Японией.

В начале августа, числа, кажется, восьмого, построили наш батальон на плацу и объявили, что начинается война с Японией. Обрадовали так об­радовали. Кто-то прямо в строю чер­тыхнулся: вот, дескать, от одной во­йны уехал — на другую приехал. Но делать нечего, приказ есть приказ, его выполнять надо. Дали нам день на подготовку, и в течение этого дня по всем взводам, ротам и батальонам рас­пределили бывалых солдат. Тех, что с немцами повоевать успели. Не много их было, человека по два-три на взвод. «Вот, ребята, хотите жить — держи­тесь ветеранов!» — так напутствовал нас комбат.

На следующий день мы были уже во Владивостоке. В бухте Золотой Рог по­грузились на корабли и ночью вышли в открытый океан. Наш батальон пе­реправлялся на какой-то старой кало­ше, которая хода имела от силы узлов 10-12. Так и чапали до корейского по­бережья, благо погода хорошая стояла. Когда рассвело, в небе появился япон­ский торпедоносец. Сбросил торпеду — мы аж присели от страха. Но капи­тан на пароходе опытный был, спокойно скомандовал рулевому — и мина мимо прошла. Не успели дух перевести, смо­трим, а самолёт развернулся и прямо на корабль пикировать начал. Мы тогда о камикадзе японских слыхом не слыхи­вали, но всё тот же капитан быстро со­образил — таранить собрался, вражи­на узкоглазая. И опять вовремя отвер­нул, японец метрах в 20 от борта в воду плюхнулся.

На берегу в это время творилось что-то невообразимое. Треск пулемё­тов и автоматов, уханье пушек, взры­вы гранат — всё это глухим гулом до­носилось до нас. Оказывается, нашим передовым отрядом десанта был бата­льон майора Бараболько. Об этом офи­цере у нас легенды отчаянный до без­рассудства, ни смерти, ни чёрта с рога­ми не боялся. Он и подчинённых себе таких же набирал, храбрецов отчаян­ных и даже бесшабашных. Вот им и выпала честь первыми высадиться на корейский берег и захватить плацдарм для высадки основных сил десанта. То бишь нас. Они и захватили метров 300 побережья. При этом из 450 бойцов хо­рошо если человек 20 осталось. Это я к тому, что японцы сопротивление оказы­вали упорное и отступать, а тем более в плен сдаваться не желали.

Страшно, конечно, в этот ад бросать­ся было. Но когда высадились и в ата­ку пошли, такой азарт охватил — мыс­ли о смерти мигом улетучились. Не вы­держали японцы, побежали. Мы с хо­ду ворвались в город Сейсин — круп­ный порт недалеко от границы. Потом в течение нескольких дней освободили города Юкки и Расин. Японцы, после того, как с севера по суше двинулись наши сухопутные армии, серьёзного сопротивления уже не оказывали. Так, прятались группками по лесам, постре­ливали иногда. Но наши разведчики их быстро обезвредили. К тому же мест­ные жители активно в этом помогали. Ох и ненавидели они япошек — сло­вами не передать. Да и за что любить, когда те обращались с ними хуже, чем со скотом. Тоже, видать, высшей расой себя возомнили. Но мы их на место бы­стро поставили, наши передовые под­разделения за считанные дни аж до го­рода Гин Сан дошли, который почти на 38 параллели находится. Тут командо­вание дало команду «Стоп!», дальше ни шагу. Но Сеул наши бойцы не захва­тывали, это точно. Да и ни к чему это было, к тому времени японцы уже под­писали капитуляцию.

Мы думали, нас домой отпра­вят, а нас в Сейсине почти на год оставили. Понача­лу пленных японцев охраняли. Даже страшно иногда становилось: их ты­сячи три, а нас два-три человека. Хоть они и безоружные, думалось: а ну как все скопом накинутся, на куски порвут, и в горы. Но они, похоже, бежать даже не думали, тем более что относились мы к ним нормально. Даже от местных защищали, которые то камень швыр­нуть могли, то выстрелить. Натерпе­лись, понятное дело.

Кстати, с местными жителями мы в ладу жили. Благодарны они нам были, хоть и побаивались. Знали, что с Боль­шой земли нас не очень снабжают, всё больше рыбой, консервами из соба­чатины и концентратами. Потому как только мы в увольнение в город выхо­дили, они своих коров полудохлых в леса уводили. Чтоб мы, значит, на све­жинку не позарились. И свиней сво­их прятали.

Там же, в Сейсине, мы узнали, что за бои на побережье наша бригада по­лучила звание гвардейской, а комбриг генерал Трушин и комбат майор Бара­болько стали Героями Советского Со­юза. На майские праздники в 1946 году довелось мне увидеть Ким Ир Сена. Он на совместном митинге в честь празд­ника выступал. Это потом он стал «ве­ликим учителем», «солнцем Кореи» и всё такое, а тогда был вполне себе крепким мужчиной средних лет, коре­настым, в меру упитанным. Благодарил нас за освобождение, говорил о веч­ной дружбе между Москвой и Кореей.

В сентябре 1946 года нашу брига­ду расформировали и меня отправили служить матросом сначала на плавба­зу «Тобольск», потом на эсминец «Вы­носливый». До 1951 года на Тихооке­анском флоте прослужил, в море часто бывал, а вот в Корее больше бывать не приходилось. Зато в декабре 1948 года мне прямо на корабле в торжественной обстановке вручили медаль «За осво­бождение Кореи». Ребята завидовали, что там говорить, а я очень гордился. И до сих пор горжусь. Потому что на той скоротечной войне понял главное: наш солдат поистине непобедим. Хоть молодой, хоть опытный. Главное, чтоб оснащение хорошее было, оружие на­дёжное и командование толковое. А с отвагой и верностью долгу у нас, мор­пехов, всегда порядок. Настоящий, флотский».

Медаль «За осво­бождение Кореи». Эта Государственная награда КНДР учреждена 15 октября 1948 года Указом Президиума Верховного Народного Собрания. Её вручали бойцам Красной Армии, отличившимся в войне против Японии и её сателлитов.

Автор: Александр Евсеенко. Фото: Вячеслав Коломиец

Сейчас читают:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен
Больше интересных новостей - в нашем Telegram