Емельян Барыкин: малоизвестные факты о легендарном партизанском командире

07.05.2020 7261

Сорокаметровый портрет Героя Советского Союза Емельяна Барыкина появился на стене многоэтажки в Гомеле ко Дню Победы. Огромное граффити на оживлённой улице, которая носит имя героя, стало поводом залезть в редакционный архив и найти интервью с Ольгой Выржиковской, родной сестрой жены Барыкина– Клавдией. В детстве Ольга Петровна долгое время жила в их семье, её воспоминания помогают раскрыть личность и понять характер легендарного партизанского командира.

ДИМА-ЕМЕЛЬЯН

Ольга Петровна родилась в 1928 году, как раз тогда, когда её старшая сестра вышла замуж за молодого железнодорожника Емельяна Барыкина. По рассказам взрослых знает, что поначалу тёща Федора Филипповна не очень-то жаловала будущего зятя. Она мечтала если не о сказочном принце для своей дочери, то, как минимум, о писаном красавце. А тут парень из многодетной (12 детей!) семьи, где все поочерёдно переболели чёрной оспой. Выжили лишь шестеро, в том числе и Емельян, однако болезнь навсегда оставила следы на его лице в виде оспин.

— Зачем тебе нужен рябой? — увещевала Федора Филипповна старшую дочь. — Гляди, сколько парней видных вокруг.

— А что мне видные, мне надёжный нужен.

Емельян Игнатьевич наверняка знал о таком отношении к своей персоне тёщи, но обиды не таил и виду не показывал. Наоборот, всячески пытался помочь овдовевшей женщине, с утра до ночи пропадавшей в локомотивном депо Брянска и при этом поднимавшей на ноги троих детей — помимо сестры Клавдии, у Ольги Петровны был ещё брат Василий.

Бедно жили в 30-х годах, что там говорить, лишь изредка ложились спать не на пустой желудок. Но Федора Филипповна не роптала, помощи ни у государства, ни у начинающего делать партийную карьеру зятя не просила — гордость не позволяла. Даже когда тот спрашивал «Мама, чем помочь?», неизменно отвечала «Да ничего, Дима, не надо, всё есть…»

Димой Емельяна Игнатьевича в семье называли все. Повелось это после его знакомства с Клавдией. Не имевший опыта общения с противоположным полом, молодой парень робко буркнул себе под нос «Емельян». Клавдии же почудилось «Демьян». С тех пор имя Дима стало для Емельяна вторым. А он и не возражал: какая разница, как будут величать его в семье жены? Лишь бы жилось хорошо да мирно.

Ольга Выржиковская.

Для этого он старался делать всё возможное. Причём тактично, ненавязчиво, боясь оскорбить своей заботой близких людей. Никогда не передавал гостинцы оказией с посторонними людьми, всегда старался делать это самолично. Потому и выглядела его помощь как дань старинному русскому этикету: в гости без подарков не ходят. Правда, не всегда так получалось.

К ЗЯТЮ НА «ВЫ»

Однажды, вспоминает Ольга Петровна, он заявился к ним в дом поздним вечером. По каким-то делам прибыл из Унечи в Брянск, да задержался. Федора Филипповна работала в ночную смену, а потому в роли хлебосольной хозяйки выступила семилетняя Ольга. Накормила гостя картошкой с огурцами и уложила спать на материнскую кровать. Всю ночь слышала она, как с боку на бок ворочался «Дима», словно одолевали его тяжёлые думы. Утром выяснилось: у Емельяна Игнатьевича нога постоянно попадала в дырку, которая была в одеяле. Не дожидаясь возвращения тёщи с работы, он сразу же отправился по магазинам и вернулся с двумя новыми стёгаными одеялами, валенками для Оли (до сих пор они с братом попеременно носили одни) и даже коньками для малышей.

Фото Барыкина, с которого рисовали мурал.

Лишь позже от старшей дочери Федора Филипповна узнала, что в тот раз муж вопреки обыкновению впервые вернулся из командировки без подарков для собственных дочерей — все наличные деньги потратил на детей тёщи. Стоит ли удивляться, что с тех пор она всегда называла зятя на «вы». Не из преклонения перед его высокими должностями, а из уважения к его человеческим качествам.

ГЛАВНОЕ — ТЕРПЕНИЕ

В 1938 году Емельян Игнатьевич предложил Федоре Филипповне забрать Ольгу в свою семью. Доводы зятя показались убедительными: во-первых, ей самой станет легче, потому что Василию уже исполнилось 14, и он может подрабатывать, во-вторых, внучке Эвелине, отличавшейся непоседливостью, будет веселее, а её постоянно занятым родителям — спокойнее. Так Ольга Петровна оказалась сначала в Унече, а затем и в Гомеле, куда Емельян Барыкин был переведён на должность первого секретаря Железнодорожного райкома партии. Здесь семье партработника выделили двухкомнатную квартиру в доме специалистов, что расположен на перекрёстке улиц Комсомольской и Кирова, на первом этаже.

Емельян Игнатьевич с дочкой Эвелиной.

Но радость от обладания отдельным жильём (до этого семья Барыкиных проживала в основном в коммуналках) быстро улетучилась: подвальные блохи буквально заели. Поначалу Емельян Барыкин, с головой ушедший в работу и приезжавший домой лишь ночевать, словно не замечал неприятного соседства. Намёки жены на эту тему пропускал мимо ушей. Когда же она в открытую высказала недовольство и потребовала сменить квартиру, спокойно ответил: «Пока это невозможно. Партия направила меня сюда промышленность поднимать, а не свои личные вопросы решать. Придётся потерпеть…»

Терпели почти год, пока не стали жаловаться девчонки: блохи донимали так, что иногда не удавалось уснуть несколько ночей кряду, отчего успеваемость в школе резко стала снижаться. Лишь после этого Емельян Игнатьевич решился обратиться к руководству с просьбой о переселении. И вскоре их поселили в четырёхкомнатной квартире на втором этаже. Правда, занимала семья Барыкиных всего две комнаты — в двух других жили чужие люди.

В ПОСЛЕДНЮЮ ОЧЕРЕДЬ

Когда началась Великая Отечественная война, многие жители города, видя успехи немцев и не дожидаясь решения местных органов власти, стали покидать Гомель. Поток беженцев усилился после взятия фашистами Минска. Но Емельян Барыкин, ставший к тому времени секретарём горкома партии, запрещал родным даже думать об эвакуации. И даже когда она была объявлена официально, не спешил отправлять семью на восток. Не хотел, да и не имел права подавать заразительный пример паникёрства и шкурничества. Единственное послабление, которое он позволил своим близким, это возможность во время особенно жестоких бомбардировок и артобстрелов находиться вместе с ним в городском парке, где размещался штаб народного ополчения, в формировании которого он принимал непосредственное участие.

Лишь в самый последний момент, когда бои уже шли на окраинах Гомеля, он усадил жену с ребятишками вместе с семьями других партработников в полуторку и отправил в сторону Брянска. Но далеко уехать от этого российского города не удалось: немецкий десант перерезал дорогу на Смоленск, вынудив беженцев вернуться в Брянск. Там семья Барыкиных и пережила оккупацию, ничего не зная о судьбе Емельяна Игнатьевича. В одном Клавдия Петровна была уверена точно: если жив, то в лесу его искать надо. Так и говорила: «Он же из семьи лесника, где ж ещё ему быть?» Всё это время, партизаня в окрестных лесах, не получал известий от родных и героический комиссар отряда «Большевик » Емельян Барыкин…

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Встретились они только в 1943 году. Клавдия Петровна как только узнала, что Гомель освобождён от немцев, сразу же поехала в разрушенный город. От партизанских посыльных узнала, что муж её жив, как был, так и остался на посту секретаря горкома. Бродя среди развалин, утыканных табличками «Осторожно, мины!», она и надеялась и боялась долгожданного свидания с мужем. Времени-то с их последней встречи утекло немало.

Да какого времени! Чтобы прокормить семью, она в оккупации работала подсобной рабочей на немецкой кухне. По доносу несколько месяцев провела в застенках гестапо и лишь чудом вырвалась на свободу. Он все эти годы нещадно бил врага, не давая ему покоя ни днём, ни ночью. Имя секретаря Гомельского подпольного горкома партии хорошо знали в Центральном штабе партизанского движения, о Барыкине с уважением отзывались соратники и со страхом и ненавистью враги.

Страхи и опасения Клавдии Петровны вмиг улетучились, как только она встретила знакомого по довоенной работе мужа Поленичко. Тот и рассказал ей, что Барыкин ни на минуту не забывал о семье, только предстоящей встречей с ней и живёт. Да партийные хлопоты времени на улаживание личных дел не оставляют: сейчас вот в Речице он передаёт своих бывших подчинённых партизан и вооружение регулярной армии.

— Ты ж своего Димку знаешь, — ободряюще хлопнул он Клавдию по плечу, — у него дело на первом месте, потом всё остальное.

Ночью окна дома Поленичко, где заночевала Клавдия, осветили фары подъехавшего автомобиля. Хозяин глянул в окно: «О, Димка твой приехал!» Пока он отворял двери, Клавдия, сама не понимая, для чего это делает, быстро оделась и, поджав под себя ноги, тихонько примостилась в углу колченогого диванчика. Когда в полутёмную комнату ввалился до глаз заросший густой бородой Емельян, она не могла отвести от него глаз. И молчала, не в силах ни пошевелиться, ни промолвить что-нибудь.

Молчал и Емельян. Растерянно, даже удивлённо глядя на жену, он вдруг ссутулился, будто сбросив тяжёлую ношу, и обессиленный, не отрывая глаз от Клавдии, не сел, а буквально рухнул на другой край дивана. Неизвестно, сколько бы ещё они смотрели друг на друга, если бы в комнату не вошёл хозяин.

— Во дают, голубки! Да поцелуйтесь же вы, черти!

От этого возгласа словно рухнула невидимая плотина, какое-то время не дававшая прорваться наружу обуревавшим обоих чувствам. Рухнула и не возникала уже никогда, вплоть до преждевременной кончины в 1951 году этого поистине легендарного человека.