Какие женские диагнозы ставят в Гомеле: большое интервью с гинекологом

07.07.2022 10551

Даже в свой профессиональный праздник они не снимают перчатки, ведь в их руках буквально жизнь человека. Вернее, две: новая и существующая, ребёнка и матери. В перерыве между операциями хирург-акушер-гинеколог Алла Леонкова вспоминает своё первое, судьбоносное дежурство в роддоме, самый сложный клинический случай и гинекологию в 1990-х на заре ультразвуковой диагностики.

«Для 18-летней студентки рождение ребёнка — это чудо»

— Алла Ивановна, традиционный вопрос: почему именно медицина? Кто мог повлиять на ваш профессиональный выбор?

— В семье у нас медиков нет, из знакомых — только мама моей подруги, так что на мой профессиональный выбор никто не повлиял. Сложно сказать, какая логика за ним стояла: я видела врачей в кино, понимала, какая это интересная и важная работа, и когда пришло время определяться, никем другим себя уже не представляла. А родители меня только поддержали.

Зато никогда не забуду, как выбрала акушерство и гинекологию. На втором курсе медицинского университета, когда мне было 18 лет, моя старшая подруга подрабатывала в родильном отделении медсестрой. Как-то раз она пригласила меня к себе на дежурство, и я впервые в жизни увидела, как появляется на свет человек. Для восемнадцатилетней студентки это было какое-то таинство, чудо. И до самого шестого курса я делала всё, чтобы попасть в акушерско-гинекологическую группу,— ничто другое меня уже не интересовало.

— Как долго вы работаете во второй городской больнице? И помните ли свою первую операцию?

— С 1993 года. Больница тогда называлась областной железнодорожной, я приехала сюда по распределению из Гродненского медицинского университета. Меня очень тепло встретила заведующая отделением Тамара Александровна Гуленкова — мой первый наставник, которой я обязана всем, что представляю собой в профессиональном плане сегодня. Свою первую операцию — по удалению внематочной беременности — тоже делала под её присмотром, она меня ассистировала.

Конечно, прежде чем взять в руки скальпель, я уже не один десяток раз подходила к операционному столу, ассистировала старшим коллегам, наблюдала за их работой. Но чувство удовлетворения после самостоятельно проведённой операции не сравнить ни с чем. Раньше, когда к нам ещё поступали экстренные пациенты, их зачастую привозили на каталках, с острыми болями в животе, внутрибрюшным кровотечением. В такие моменты жизнь человека — буквально в твоих руках. И нет ничего лучше, чем ощущение, что ты справился, и теперь он пойдёт на поправку.

«Сейчас делаем в четыре раза больше операций, чем в 90-х»

— Начало 1990-х — трудное время, особенно для такой наукоёмкой области, как медицина. Финансирование здравоохранения наверняка урезали, количество стационаров стало сокращаться. Реструктуризация затронула и вашу больницу. Расскажите, как пережило отделение эту пору? И что изменилось в его работе?

— В 2008 году в состав нашего учреждения вошёл родильный дом, и мы стали называться «Гомельская городская клиническая больница №2». Отделение гинекологии теперь оказывает только плановую помощь, экстренные же пациенты поступают в больницу скорой медицинской помощи. Наши врачи акушеры-гинекологи оперируют, ведут пациентов и берут дежурства в родильном доме.

Главное, что изменилось за время моей работы,— материально-техническая база. Например, когда меня только распределили сюда, в Гомеле почти не было аппаратов ультразвуковой диагностики. Сейчас нам кажется, что они существовали всегда, направление на УЗИ воспринимается как нечто само собой разумеющееся, а тогда о высоких диагностических методах исследования не шло и речи. Больше внимания уделялось сбору анамнеза, жалоб, изучению и сопоставлению лабораторных показателей. Советовались со старшими коллегами, искали подтверждения диагноза в научной литературе. Словом, справлялись.

Потом, конечно, приобрели и УЗИ-аппараты, и эндо-, гистеро- и лапароскопы, выучили новые оперативные техники. Стали ездить на конференции, обучающие семинары — и в Минск, и за границу. На базе отделения заработала кафедра акушерства и гинекологии Гомельского государственного медицинского университета, которая многое сделала для повышения квалификации наших сотрудников. И если в 1990-х мы делали две или три операции в неделю, то сейчас — восемь полостных и ещё больше эндоскопических. Я тоже продолжаю оперировать, хотя и приняла заведование отделением в 2016 году.

— Можете вспомнить самую сложную свою операцию?

— Её, кстати, мы выполнили совместно с заведующей кафедрой Татьяной Николаевной Захаренковой. У пациентки была множественная узловая миома матки. Ей всюду отказывали, а мы взяли: девушка молодая, нерожавшая, у неё вся жизнь впереди. Поэтому было принято решение сделать органосохраняющую операцию: мы удалили 24 фиброматозных узла, но матку оставили, обойдясь минимальной кровопотерей, и тем самым дали пациентке шанс когда-нибудь стать мамой.

— За почти тридцать лет вашей практики как изменилось здоровье среднестатистической пациентки? Может быть, наблюдается смещение в сторону определённых диагнозов?

— В гинекологии у пациентки каждой возрастной группы свои специфические диагнозы. Если это подросток, чаще всего лечим воспалительные заболевания, нарушения менструального цикла, занимаемся предупреждением бесплодия. У женщин репродуктивного возраста — патологии матки и придатков, эндометриоза. У возрастных пациенток климактерического периода — опущения половых органов, а также делаем акцент на профилактику онкологических заболеваний.

Хотя среднестатистическая история болезни действительно изменилась. Раньше было больше женщин с воспалительными заболеваниями и инфекциями, передаваемыми половым путём. Сейчас — с доброкачественными опухолями и миомами матки, кистами яичников, эндометриозом. Женщина стала по-другому питаться, чаще переживать, изменился её образ и ритм жизни. Огромную роль играют генетические факторы.

Зато пациентки стали гораздо ответственнее относиться к своему здоровью, интересоваться профилактикой заболеваний, вести активный и здоровый образ жизни. По этой причине мне очень нравится работать с молодёжью: она много читает, знает о передовых скриннинговых исследованиях, понимает, что написано в рецепте и направлении.

«Кризис эпидемии нас только сплотил»

— Говорят, у врача-терапевта и врача-хирурга разная психологическая конституция. Терапевт заточен на последовательное, постепенное решение проблемы, а хирург — на её устранение здесь и сейчас. Терапевт — стратег от медицины, у него есть время подумать. Хирург же действует быстро и решительно. Если это правда, не возникало когда-либо желания покинуть операционную и уйти в консультацию, где ритм жизни более спокойный?

— Мышление у хирургов и терапевтов действительно отличается. Как раз поэтому я никогда не оставлю хирургию: мне нравится видеть результат своей работы сразу. В гинекологии ведь не бывает хронических пациентов, как, допустим, в кардиологии: женщина поступает с кистой яичника, врач её оперирует, десять дней наблюдает — и выписывает совершенно здоровой.

Конечно, работа в операционной требует сосредоточения, концентрации, колоссальной мобилизации сил, как умственных, так и физических. Нужно отлично разбираться в анатомии, годами оттачивать практические навыки. Хирургия ошибок не прощает, но и стандартных ситуаций не предлагает: никогда артерия или сосуд не проходит ровно так, как на картинке. Отсюда такие необходимые качества, как безусловный профессионализм и решительность. Но всё это вознаграждаемо: нет большей радости, чем видеть пациента здоровым.

— Алла Ивановна, как ваше отделение пережило эпидемию?

— В первую же волну его перепрофилировали под «красную зону». Как и многие другие узкие специалисты, наши врачи в одночасье сменили специализацию. В больнице появился внутренний чат «Дежурка», где врачи из других отделений — терапевты, рентгенологи, кардиологи — круглосуточно консультировали «новеньких», помогали им расшифровать рентгеновские снимки, электрокардиограммы… Особенно важна была эта поддержка вначале, когда мы мало что знали об этом вирусе и чувствовали себя слепыми котятами. Вот, кстати, ответ и на предыдущий ваш вопрос: сегодня работа терапевта в палате подчас не менее напряжённая, чем хирурга в операционной.

Во вторую, третью и четвёртую волны было легче — работали по уже известному, чёткому алгоритму. Плановую гинекологическую помощь возобновили в ноябре. Но признательность коллегам и искреннее восхищение их человеческими качествами останется с нами навсегда. Кризис эпидемии нас только сплотил.

— Сколько операций в день сейчас проводите лично вы?

— Есть дни операционные и неоперационные. В операционный день — две.

— Тогда вопрос: как удаётся сохранять бодрость духа и силы при такой напряжённой работе?

— Не могу сказать, что это тяжело мне даётся: когда-то я сделала правильный выбор, поэтому каждый день прихожу на работу с удовольствием. Свободное время посвящаю спорту, фитнесу, бегаю по вечерам. Стараюсь окружать себя хорошими людьми, а в голове держать только хорошие мысли.