Две войны майора Луца. Гомельчанин через год после Афгана отправился в чернобыльскую зону

23.04.2021 1662

Когда в начале мая 1986 года сержанту милиции Советского РОВД Гомеля Михаилу Луцу предложили отправиться в командировку для охраны населённых пунктов Брагинского района, вошедших после аварии на Чернобыльской АЭС в так называемую 30-километровую зону отселения, он, не раздумывая, согласился.

Сегодня ветеран органов внутренних дел, майор милиции в запасе так обосновывает своё тогдашнее решение:

— Во-первых, ещё со времён службы в погранвойсках КГБ СССР я усвоил — просьба командира практически ничем не отличается от приказа. Который, как известно, не обсуждается, а выполняется. Немалую роль сыграло и то, что сам я родом из деревни Рыжков Брагинского района. Там тогда родители жили. А кто ж откажется за казённый счёт домой наведаться? Ведь нас направляли в деревню Савичи, а это совсем недалеко от моего родного села. Но самое главное, что предлагали настоящее, серьёзное дело, по которому я после службы очень скучал.

На этом мотиве есть смысл остановиться особо. Дело в том, что срочную службу бывший механик колхоза «Чырвоны Кастрычнiк» Брагинского района Михаил Луц проходил в составе мотоманёвренной группы Среднеазиатского пограничного округа. Ровно два года, с февраля 1983-го по февраль 1985-го, в её составе выполнял интернациональный долг на территории ДРА. Эти годы в судьбе Михаила Леонтьевича слились в бесконечную череду боевых выходов, рейдов, засад, столкновений с бандами моджахедов. Трудно приходилось, а порой невыносимо, но молодому парню (и не ему одному) придавало сил чувство сопричастности к выполнению важной государственной задачи.

После службы пришёл в милицию. Тогда в мечтах многое повидавшего и пережившего юноши рисовались погони, задержания и раскрытие самых запутанных преступлений. На деле всё оказалось куда прозаичнее.

Михаил Луц

— Четвёртого мая, в день, когда стали набирать добровольцев для десятидневной командировки в «зону», была православная Пасха, — вспоминает Михаил Леонтьевич. — Мы несли службу по охране общественного порядка на территории одного из православных храмов Советского района. Спору нет, дело нужное и важное, но, сказать по чести, монотонное, не особо вдохновляющее. Так что предложение отправиться в Брагинский район пришлось как нельзя кстати.

То, что увидел Луц на своей малой родине, оставило в его сердце рубец на всю жизнь. В глубине души он ожидал застать привычную для поздней весны картину. Утопающие в молодой зелени и цветущих садах сельские дворы, копошащихся в поле и на огородах людей, поднимающую столбы пыли сельскохозяйственную технику, стада коров и соскучившихся по солнечным дням стариков, что-то обсуждающих едва ли не на каждой лавочке. Ничего этого, такого привычного, а потому до боли родного, больше не было.

Деревья в садах, дома с распахнутыми ставнями, даже пересушенное бельё на верёвках во дворах были. А вот людей не было.

Только ошалевшие и ничего не понимающие собаки, соскучившись по человеческой ласке, с визгом бросались к патрулирующим деревни милиционерам. Да настороженно поглядывали с заборов коты, разжиревшие на ранее недоступных съестных припасах, которые теперь можно было брать безбоязненно, не опасаясь хозяйского тапка.

— Тогда много говорили о нейтронной бомбе, — с горечью повествует Михаил Луц. — Мол, после её взрыва всё живое погибает, а инфраструктура остаётся нетронутой. Поэтому в «зоне» складывалось ощущение, что ты стал невольным свидетелем испытаний этого дьявольского оружия.

За время командировки Михаилу Луцу ни разу не довелось не то что задержать, а даже повстречать мародёров. Люди просто ещё не избавились от потрясения, считает Михаил Леонтьевич. Слишком скоротечным, неожиданным, а потому трагичным оказался для всех вынужденный отъезд с обжитого годами места.

Ровно через год Михаил Луц снова оказался в этих же местах. Вторая чернобыльская командировка длилась месяц. Савичи к тому времени заметно изменились.

Большая и людная некогда деревня хирела на глазах. Заросли хмызняка покрыли дворы и огороды, по разбросанным во дворах пожиткам можно было сделать вывод: оправившись от первоначального шока, любители поживиться за счёт чужого добра то и дело наведывались в брошенные деревни.

Одичавшие собаки уже не бросались радостно к непрошенным гостям, а недоверчиво посматривали в их сторону, стараясь держаться подальше от человека.

— После той командировки, — задумчиво делится Михаил Леонтьевич, — я долго думал, где человеку труднее? На войне, под пулями, где приходится каждый раз смотреть в лицо опасности, или в такой вот безлюдной деревне, где явно тебе ничто не угрожает, но душу постоянно бередит какая-то тревога. И, честное слово, так и не нашёл для себя однозначного ответа…