Семья из Мариуполя рассказала, как вырвалась из самого пекла боевых действий

Беларусь продолжает оказывать поддержку вынужденным мигран­там из Украины. Речь, в первую очередь, о тех, кто покинул зону боевых действий после начала российской спецоперации. Для семьи Шарепо из Мариуполя но­вым домом стал Гомель. Историю их переезда невозможно читать без слёз.

Владимир Шарепо – один из тех украинцев, которые обрели на бело­русской земле если не вторую родину, то тихое временное пристанище. Впро­чем, украинцем выходца с Лоевщины можно считать условно. Родившись в 1948 году в этом небольшом полес­ском городке, после школы Владимир Ефимович поступил в Могилёвский машиностроительный институт. Вы­учившись на инженера-конструктора, по распределению уехал с молодой женой и маленьким сыном в тогдаш­ний Жданов (ныне Мариуполь). Мно­гие годы проработал на заводе тяжё­лого машиностроения («Азовмаш»), где прошёл путь от рядового инжене­ра до заместителя директора по кон­струированию. Как вспоминает Вла­димир Шарепо, это были замечатель­ные времена. Предприятие, подобных которому в СССР насчитывалось всего четыре, работало в полную мощь. Вы­пускали, говоря словами нашего героя, всё, что ползает по земле, работает под землёй и летает в космосе. Горноруд­ная техника, тяжёлые машины весом 5 тысяч тонн, металлургическое обору­дование, продукция военного назна­чения – в создании всего этого Вла­димир Ефимович принимал участие.

Через восемь лет после приезда в Жданов семья Шарепо, в которой к то­му времени было уже трое детей, по­лучила от завода квартиру. Шикарные четырёхкомнатные хоромы в девятиэтажке, расположенной в центре го­рода недалеко от родного завода. И в 800-х метрах от известной теперь все­му миру «Азовстали». Но тогда никто этому не придавал значения. Жизнь была хоть и нелёгкой, но достаточно устоявшейся и, главное, мирной. Да­же распад Советского Союза в 1991 го­ду не стал поводом для переезда. Ка­залось, что тут такого? Ну, переимено­вали СССР в СНГ. Так ведь надо быть идиотом и безответственным полити­каном, рассуждал производственник Шарепо, чтобы по живому разорвать десятилетиями прекрасно работавшие хозяйственные связи.

Поначалу так и было. Правда, с каждым годом связи эти становились всё тоньше. Украин­ское руководство, несмотря на регу­лярную смену президентов, всё боль­ше отдалялось от России, всё явствен­нее просматривалась его ориентация на Евросоюз и вступление в НАТО. Но политика Владимира Ефимовича, к тому времени вышедшего на пенсию, всегда интересовала мало. Хватало се­мейных хлопот, особенно с пятью вну­ками. Двое из них вместе с родителя­ми жили в его квартире.

Но не зря говорится: если ты не интересуешься политикой, это вовсе не значит, что она не заинтересуется тобой. Грянул февраль 2022 года…

О пережи­том за эти месяцы Владимир Шарепо пусть расскажет читателям сам.

Порыбачили…

– Ещё в конце прошлого года укра­инские власти стали готовить нас к предстоящей войне. Хотя особой тре­воги мы не испытывали. Привыкли с 2014 года жить под обстрелами. Конеч­но, интенсивность их с тем, что было в феврале-марте 2022-го, не сравнить, но всё же. Так что на призывы комплек­товать тревожные чемоданчики мало кто обратил внимание. Думалось, ди­пломаты найдут мирные пути решения проблемы Донбасса.

А ведь нужно было всего ничего – дать автономию Донецку и Луган­ску. Это ж шахтёры, они смерти в лицо каждый день смотреть привыкли, люди с гонором. А на них в 2014 году с тан­ками и самолётами попёрли. За то, что Майдан посчитали государственным переворотом.

И русский язык запрещать не надо было, только народ обозлили. Я сколь­ко лет на Украине прожил, язык пони­маю, а вот разговаривать на нём так и не научился. Не потому, что не хотел, а потому, что надобности не было. В этом плане что Мариуполь, что Донецк с Луганском – русские города. Укра­инская речь там до недавнего времени была экзотикой.

В день, когда Путин объявил о нача­ле специальной военной операции, я с раннего утра был на рыбалке. Недалеко от нашего дома речка Кальмиус, впада­ет прямо в море. Рыбы в ней видимо-невидимо, поэтому приходить надо по­раньше и занимать место. Я обосновал­ся в пятидесяти метрах от одной из про­ходной «Азовстали». Вдруг – свист над головой, яркая вспышка и страш­ной силы взрыв. Как раз в том районе, где база печально известного «Азова» была. Мужики стали догадки строить, что случилось. О войне никто не думал. Это ж немыслимое дело: брат на брата пошёл! Может, прикинули, у «азовцев» что по дурости грохнуло? Когда второй взрыв раздался, все от греха подальше домой поспешили. Я тоже. Прихожу, а Татьяна, жена, с порога: «Война с Рос­сией началась!».

В осаде

– Уже на следующий день после объявления спецоперации в городе на­чалось что-то невообразимое. По ули­цам стали бегать какие-то люди с авто­матами, стрелять налево и направо. Ло­вили якобы российских диверсантов. Были те диверсанты или нет – не знаю. Но моему соседу автоматной очередью окна зачем-то прошили. Так что из до­му лишний раз старались не выходить.

На четвёртый день пропали газ, во­да, свет, перестала работать канализа­ция. Связь и сигнализация тоже отклю­чились. Началось повальное мародёр­ство. Не зря говорят: кому война, кому мать родна. Неизвестные стали бить витрины магазинов и аптек, выносить оттуда, что под руку подвернётся. По­началу ещё какие-то военные патру­ли появлялись, в воздух для острастки стреляли. Потом и они пропали. Поли­ции вообще с начала войны мы не ви­дели. Мародёрство доходило до такой степени, что самые наглые средь бела дня, не таясь, подгоняли машины к тор­говым центрам, выносили холодильни­ки, телевизоры, другую технику, грузи­ли и уезжали.

Местным властям русские предло­жили сдать Мариуполь без боя, что­бы не было жертв и разрушений. Как в Бердянске. Там вся инфраструкту­ра целой осталась. «Азовцы» отказа­лись. Сам город не очень защищали, больше на «Азовстали» концентриро­вались. У меня ведь квартира на вось­мом этаже, окна на две стороны выхо­дили – всё как на ладони видно. Тер­ритория завода огромная, три на четыре километра точно будет. Бывать внутри приходилось ещё в мирное время. Кре­пость, а не завод. При Союзе строили, на совесть: коммуникации чуть не в де­сять этажей под землёй.

Российские войска шли со сторо­ны Бердянска. При штурме исполь­зовали установки «Град». Оружие не высокоточное, по площадям лупит. Вот почему первые снаряды, пока огонь не скорректировали, летели куда попало. В нашем прилегающем к промзоне районе в основном и ложи­лись. А мы в квартире сидели и гада­ли: попадёт по нам или не попадёт? Бомбоубежищ-то нет. Для меня вооб­ще до сих пор загадка, почему местные власти их не оборудовали или мирных жителей не эвакуировали. Но это пусть на их совести останется.

Мы-то, взрослые, ладно, а детиш­ки ведь пить и есть хотят. С едой ещё туда-сюда, припасы кое-какие были, а с водой туго пришлось. На день нам шестерым минимум литров двадцать надо, а где взять? Я каждый день брал десятилитровые вёдра и шёл за два ки­лометра в частный сектор. Там жите­ли старые колодцы расконсервирова­ли, новые отрыли. Идти приходилось по улицам, заваленным растерзанны­ми телами солдат, женщин, детей. Их днями никто не убирал, только некото­рых, кого родственники нашли и опо­знали, хоронили прямо возле подъез­дов жилых домов.

Самым страшным было назад возвращаться. Шёл и боялся в сторону дома глянуть – вдруг нет уже ни высотки твоей, ни семьи? А жена с детьми тоже всё это время места себе не находила, гадая, вернётся дед с водой или, может, нет его уже на этом свете…

По мере того, как россияне продви­гались вглубь, обстрелы становились интенсивней. Своих к тому времени я отправил к родственникам в другой район, где безопасней. Сам в квартире остался. Во-первых, от мародёров охра­нять. Во-вторых, очень пожара боялся. Когда мариупольцы всех благ цивили­зации лишились, пищу на кострах пря­мо во дворе начали готовить. А уж по­сле того, как бои прямо в нашем районе начались, костры разводили по очере­ди на лестничных клетках. В-третьих, мой старший сын в другом конце Ма­риуполя жил. Как связь пропала, ни он о нас, ни мы о его семье ничего не зна­ли. Вдруг, думал, как-нибудь проберёт­ся к родному дому.

Ближе ко второй половине марта ли­ния фронта прямо под нашими окнами образовалась. Вот тут украинцы – че­рез дорогу русские. Украинцы поста­вили танк у нашего дома, он стал бить по русским позициям. Те вызвали бом­бардировщик. В танк бомбы не попали, но двери в моей квартире повылетали. Сам контузию лёгкую получил, до сих пор слышу плохо.

Потом появился российский танк. Вот тогда действительно страшно ста­ло! Мы же знали, что на нашей крыше украинские снайперы позиции обору­довали. Понятное дело, танк по их ду­ши. Ну и по наши, за компанию. Всё так и получилось. Танк начал бить по верхним этажам. Сначала две сосед­ские квартиры разнесло. Потом в моей рухнула стена на балкон. Только успел перебежать в другую комнату – вто­рой снаряд балкон снёс. Третий про­бил стену и влетел к соседям. Понял я, что тикать надо.

Схватил первый попавшийся на гла­за баул и спустился в подвал. Там укра­инские солдаты прятались. Отдышал­ся. Когда обстрел поутих, хотел назад вернуться, большой рюкзак с вещами забрать, но «азовцы» не пустили. Оно и хорошо: в это время зажигательный снаряд ударил между четвёртым и пя­тым этажами. Весь подъезд выше выго­рел. Соседку убило. Квартира моя пол­ностью сгорела. Так что 20 марта ли­шился я в одночасье всего, что годами своим трудом наживал.

Эвакуация

– Несколько дней в подвале этом прятался. «Азовцы» никуда не выпу­скали. Умолял, дайте к жене сходить, сказать, что жив. Нет, отвечали, и всё. И предупреждали: дёрнешься – при­стрелим. Боялись, наверное, что выйду и российским военным расскажу, где они хоронятся.

А потом они пропали. Ночью ушли, я и не услышал ничего. Только к выхо­ду двинулся – русские в дверях. Под­вал осмотрели и решили в нём обо­сноваться. И эти выходить запретили строго-настрого. Хотя вели себя кор­ректно, ничего плохого про них сказать не могу. Сухпайком своим со мной по­делились, водой. Несколько дней с ни­ми пробыл и отмечу, что экипировка у них на порядок хуже, чем у украинских солдат. Уж не знаю, почему так.

Когда положение чуток стабилизиро­валось, мне разрешили уйти. Трупы с улиц уже были убраны, патрули на каж­дом шагу, мародёрство прекратилось. Всех парней молодых останавливали и досматривали. «Азовцев» искали. Остановят за три шага от себя, автомат на­ведут и приказывают штаны спустить, майку поднять. Предупреждали сразу: лишнее движение – огонь на пораже­ние. Меня не трогали. Старый уже, ка­кой из меня вояка. Только документы проверили.

Добрался до своих. Они обрадова­лись, конечно. Слухи о том, что наш дом почти разрушен и погибших мно­го, до них дошли. Конечно, перевол­новались. Но всё хорошо, что хоро­шо кончается. Когда россияне объяви­ли, что мирных из города эвакуировать будут, решили и мы уехать – 29 мар­та это было. Посадили нас в автобусы и отправили в село Володарское – ма­ленький райцентр в двадцати киломе­трах от Мариуполя.

Приехали туда, а там людей — при­сесть негде. Хорошо, малыши мои не плакали. Они вообще у меня молодцы, словно повзрослели в одночасье. Поня­ли, что слезами горю не поможешь, на­до терпеть и старших не раздражать. Из желающих дальше ехать в Россию со­ставили списки и предупредили об обя­зательной «процедуре фильтрации». Но когда мы узнали, что она около четы­рёх дней займёт, за головы схватились. Да, питанием нас обеспечили, но жить где? С детьми, под открытым небом, в начале апреля…

Сын в отчаянии пошёл по селу ис­кать, кто нас возьмёт на постой. И тут несказанно ему повезло: наткнулся на съёмочную группу какого-то россий­ского телеканала. Они сюжет снима­ли об эвакуации людей из зоны боевых действий. Сын им и рубанул правду, как люди мучаются. Уж не знаю, сыграло ли это какую-то роль, но корреспон­дент пообещал рассказать о проблеме кому надо. И уже во второй половине дня нам объявили, что скоро для жела­ющих уехать из Володарского будет вы­делен транспорт.

Уже смеркалось, когда подали 15 ав­тобусов. Сели, сидим, ждём. Час, дру­гой проходит – никто никуда не едет. Когда люди уже терпение терять ста­ли, возмущаться, нам объяснили, что всё это время шли переговоры с «азов­цами» о предоставлении нашей колон­не «зелёного» коридора. Они наотрез отказались и заявили, что будут стре­лять по всему, что на дороге Володар­ское – Новоазовск появится. Так и не договорились.

Часов в восемь вечера, когда стем­нело, мы в путь двинулись. Везли нас какими-то просёлочными дорогами, с частыми остановками. Видать, сапё­ры путь разведывали. До Новоазовска, который уже российским считается, всего-то полсотни километров, а еха­ли мы до него почти шесть часов. В два часа ночи только прибыли. Там полдня простояли. Затем нас отправили в Та­ганрог. Уже оттуда через Ростов мы на­правились в Гомель. Здесь у меня пле­мянник живёт, на ТЭЦ-2 работает. Но до Гомеля не доехали, только до Злын­ки. Нас там высадили и сказали, что в Беларуси железную дорогу кто-то по­вредил. Хорошо, мы заранее с племя­шом созвонились, и он за нами на ма­шине приехал.

Дома

– Беларусь встретила нас, как и по­лагается любящей матери-родине. Ка­жется, столько лет здесь не жил, толь­ко в гости наведывался, а вернулся в прямом смысле слова домой. Племян­ник поселил нас в квартире моей се­стры, она умерла недавно. Миграци­онная служба сработала выше всяких похвал. Мы третьего апреля в Гомель приехали, через пару дней обратились туда за получением вида на житель­ство. Нам подробно разъяснили поря­док, дали список документов, которые собрать надо было, и в начале июня во­прос был решён.

К поликлинике недалеко от дома прикрепили, так что за здоровье мож­но не беспокоиться. В управлении соцзащиты документы на выплату пен­сии тоже приняли без проблем. Я ведь пенсию украинскую с декабря не полу­чаю, даже не знаю, начисляется ли она вообще. Проверить не могу – карточ­ки украинские здешние банки не об­служивают. Внук старший в школу по­шёл, младший – в детсад. Всё рядом с домом. Сын на Гомельском лифтовом заводе работает, доволен. Он ведь тоже конструктор, как и я. Недавно, говорит, заказ на изготовление подъёмников из Мариуполя поступил.

На первых порах друзья институт­ские очень помогли. У нас же с собой практически ничего не было, всё сго­рело. Однокашники, как о нашей беде узнали, кто из Могилёва приехал, кто из Минска, кто из Лоева. И все клунки с вещами привезли. Даже из Москвы посылки пришли. Местный Красный Крест очень помог детишек одеть-обуть. Жена на это смотрела и толь­ко головой качала: белорусы они бе­лорусы и есть. Самый отзывчивый на­род на свете!

Вот характерный пример. Я, когда чуток обжились, решил съездить на Лоевщину, мою малую родину. Три го­да на родительских могилах не был. Приезжаю, а в погранзону не пускают – учения какие-то. Объяснил я офи­церу ситуацию, он подумал и пропу­стил. Человек, одним словом. На Укра­ине за такую услугу обязательно денеж­ный эквивалент благодарности потре­бовали бы. Да и за оформление всех бумаг тоже. А в Беларуси взяточни­ков, видать, крепко приструнили. Пол­года здесь живём – ни разу никто да­же не намекнул о подобном. Здесь во­обще всё по-другому. И дышится лег­че, и порядок везде, и дисциплина. Уро­вень жизни даже при отсутствии «без­виза» выше, чем на Украине до войны. Чувствуется, что в стране есть хозяин, который исключительно об интересах народа печётся.

И Гомель всем моим очень понра­вился. Светлый, ухоженный, простор­ный, весь в зелени. Даже не верится, что это крупный промышленный центр. Мариуполь ведь по размерам такой же, до войны в нём тысяч пятьсот жи­телей было. Но там два металлурги­ческих комбината в центре. В Бела­руси разве что жлобинский БМЗ по размерам с каждым из них сравнить­ся может. Поэтому в плане экологии Гомелю наш город сильно уступает. Да и разрушен он сейчас чуть ли не до основания. Что поделаешь – война…

Она никого не щадит: ни город, ни людей. Шрамы оставляет если не на теле, то в душе на всю оставшуюся жизнь. Внуки мои до сих пор от гро­хота петард на улице вздрагивают и по углам жмутся. Всё им кажется, что война эта проклятая и сюда дока­тится. Не дай Бог ещё раз такое пе­режить…

Цифра

За первое полугодие 2022 года в Бе­ларусь прибыли более 10 тысяч граж­дан Украины. Из них более 1,2 тысячи обратились с ходатайством о дополни­тельной защите и статусе беженца. Бо­лее 500 беженцев трудоустроены в раз­ных экономических сферах, озвучили цифру в Департаменте по гражданству и миграции МВД.

Наша справка

Прибывающим в Беларусь украинцам предоставили дополнительные льготы и расширили их права. Это предусмо­трено Указом «О пребывании граждан Украины в Республике Беларусь», кото­рый Президент подписал 14 сентября 2022 года. Работа с гражданами Укра­ины сейчас построена по упрощённой схеме. Можно получить образование, трудоустроиться, обратиться за пен­сией, детским пособием, медицинской помощью наравне с гражданами Республики Беларусь, без уплаты госпошлин за регистрацию временного пребыва­ния, выдачу биометрического вида на жительство и так далее.

Автор: Александр Евсеенко. Фото: Мария Амелина

Сейчас читают:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен
Больше интересных новостей - в нашем Telegram