Железные люди! Ветераны Гомельского ВСЗ о коллегах и любимой работе

Когда Гарри и Жанна Шкудовичи идут по территории вагонострои­тельного завода, редкий встречный не поздоровается с этой пожилой парой и не поинтересуется их здо­ровьем. И хотя оба уже пятнадцать лет на пенсии, ветеранов на пред­приятии помнят, ценят и уважают. Прежде всего, за преданность железной дороге и родному ВСЗ: общий трудовой стаж Шкудовичей составляет 80 лет — 41 год у Гарри Эйзеровича и 39 лет у Жанны Фё­доровны. День железно­дорожника — отличный повод по­знакомиться с ними поближе.

Любовь с детства

Гарри Шкудович до сих пор пом­нит точную дату своего прихода на за­вод — 6 августа 1970 года.

— Запомнил, потому что в том году вернулся из армии. Служил в Ленинградском военном округе артиллеристом. До срочной службы успел отучиться в Гомельском политехническом техникуме. Куда пойти работать, определился сразу — только на ВРЗ. И с домом рядом (мы тогда на ули­це Горького жили), и желез­нодорожную династию продолжать надо.

Отец Гарри Шкудови­ча всю жизнь проработал машинистом паровоза. Начинал с кочегара, был по­мощником машиниста, на пенсию вы­шел машинистом-инструктором.

— Отец в локомотивное депо пришёл работать в 1930 году, когда партия вы­двинула лозунг «Комсомольцы — на транспорт!». Тогда 10 тысяч молодых парней и девчат на него откликнулись, в том числе и батя. Всю свою жизнь он посвятил железной дороге. Во время войны возил эшелоны с военными гру­зами, получил ранение под Сталингра­дом и всегда мечтал, чтобы я продол­жил его дело. А я и не против был, «же­лезку» любил с детства. Отец ино­гда брал меня с собой в недалёкие по­ездки, разрешал посидеть в кабине паровоза. Тогда и начал мечтать водить тя­жёлый состав. Но не судьба — подве­ло здоровье. Пришлось начинать карье­ру со станочника деревообрабатываю­щего цеха ВРЗ.

В 70-е годы прошлого века, вспоми­нает Гарри Шкудович, столярных из­делий в вагонах было немало. Более того, какое-то время он приводил в порядок деревянные вагоны, «обшитые» специ­альной рейкой. Кстати, именно потому она и получила название «вагонка». Но и в металлических вагонах «столярки» хватало, говорит мастер.

— Развязка сверху и снизу, стойки межоконные, оконные рамы — это всё из дерева. В основном использовали ли­ственницу, которую везли из Сибири и Забайкалья. Уже будучи начальником це­ха (в этой должности наш герой прора­ботал более 20 лет), я лично ездил в Чи­ту и Иркутск, чтобы отобрать наиболее качественный материал.

Вспоминая о прошлом, Гарри Шкудович с восхи­щением рассказывает о людях, с которыми ему посчастливи­лось работать на предприятии.

— Когда я пришёл, у нас в цехе рабо­тал Кузьма Григорьевич Семененя. Ма­стер, каких поискать! Он на завод ещё до войны пришёл, а когда немцы к го­роду подступали, эвакуировался вместе со всеми в Уфу. Иногда под настроение рассказывал, как тяжело там было. Жи­лья не хватало, производственных поме­щений тоже — первое время под откры­тым небом работали. Жили впроголодь, потому что рабочие пайки время от вре­мени урезались. Но продукцию фронту давали даже с перевыполнением плана. Когда в 1943 году в Гомель вернулись, легче не стало. От завода только одно здание чудом уцелело. Кругом разруха, жить негде, специалистов не хватало. Но выстояли. Железные люди!

Военно-ракетный завод

Между прочим, раскрывает госу­дарственную «тайну» Гарри Эйзе­рович, в 70-е годы вагоноремонт­ники тоже на оборонку работали. К тому времени на заводе уже бы­ло освоено собственное литейное и кузнечно-прессовое производ­ство, а Гомельский ВРЗ прочно вхо­дил в пятёрку лучших профильных предприятий страны. Всего же их, замечает собеседник, было 32 на весь СССР. Но только гомельским вагоноремонтникам доверяли ответ­ственные задания. Гомельчане переоборудовали вагоны под передвижные широ­кополосные радиостанции, дефекто­скопы и другие спецзадачи. Не слу­чайно местные остряки в то время расшифровывали аббревиатуру ВРЗ как военно-ракетный завод.

— Ну, ракеты не ракеты, а бомбы авиационные различной мощности мы выпускали, — улыбается Гарри Шкудович. — Корпуса для полутон­ных изготавливали на электротехни­ческом заводе, мы же делали укупор­ку для их транспортировки. Расстоя­ние от корпуса бомбы до элементов укупорки должно было быть 25 мм, ни больше ни меньше. Всё это стя­гивалось специальным металличе­ским полуобручем и отправлялось по назначению. Но предваритель­но каждое изделие проверял специ­ально прикреплённый к нам воен­ный представитель Минобороны. И не дай бог, хоть один параметр будет нарушен — мало того, что всё пере­делывать придётся, так ещё проблем с начальством не оберёшься.

В этой связи Гарри Шкудович вспоминает историю из собствен­ной жизни.

— Непосредственно на ВРЗ про­изводились небольшие бомбочки для авиационных кассет. Литейка отлива­ла корпуса, затем вытачивались ста­билизаторы. Помещали их в специ­ально изготовленные фанерные ящи­ки, в каждом из которых было 50 от­верстий. В них боеприпасы вставля­лись, как в соты. Толщина фанеры должна была быть 5 мм, расстояние между сотами — 40 мм. Однажды фанеры-«пятёрки» на складе не ока­залось, а заказ военных сдать нуж­но было в установленный срок. Я тогда уже мастером цеха был. Вот и приказал мужикам использо­вать 4-мм листы фанеры. Их хватало с лихвой, а на глаз от «пятёрки» не отличишь. Сделали, сидим доволь­ные. Приходит военпред со штан­гельциркулем, делает замеры и веж­ливо приглашает меня пройти с ним в первый отдел. Так незатейливо тогда режимно-секретные отделы именова­лись. Долго с меня там стружку сни­мали, но в итоге выговором отделал­ся.

Когда всё закончилось, подошёл ко мне этот подполковник и полушё­потом сказал: напиши на эту партию карту отступлений. Иными словами, обоснование, что можно и меньшей толщину фанеру использовать. И уже громче: «Скажи спасибо, что моло­дой, был бы постарше — посадил бы. Учти, следующий раз так и сделаю».

«Белам» вместо вагонов

Но следующего раза не случилось. А тут и недоброй памяти 90-е гряну­ли. После развала СССР гомельским вагоноремонтникам несколько лет пришлось буквально выживать. Об этом до сих пор с горечью вспомина­ет супруга Гарри Шкудовича Жанна Фёдоровна. С 1965 года она работа­ла в заводской бухгалтерии, до это­го трудилась обмотчицей энергоси­лового цеха.

— Трудное было время. Зарплаты мизерные, еле концы с концами сво­дили. За что только ни брались с по­дачи тогдашнего директора Петра Фи­липповича Титкова, чтобы оборотные средства были. Даже вязальные аппа­раты выпускать начали, на которых сами же и кофты, и свитера на прода­жу вязали. Тогда нас буквально осаж­дали дельцы с Кавказа — они готовы были все наши вязальные машинки скупить, но не за безнал, а наличные. Только к началу 2000-х си­туация стабилизировалась.

Кстати, к тому времени деревообра­батывающий цех под руководством Гарри Шкудовича освоил выпуск ме­бели, которая расходилась буквально на «ура». Покупатели в очередь вы­страивались.

— Мы эти диваны и кресла «Белам» называли. От сочетания «Беларусь-Америка». Дело в том что контейнер образцов этой мебели закупили наши эмигранты в Америке и нам на завод прислали. Не за даром, конеч­но, но выручили нас тогда здо­рово, — заключает Гарри Эйзерович.

Не гонясь за славой

Тогда же, в 90-е, его, начальни­ка цеха деревообработки, перевели на должность начальника литейно­го цеха.

— Я, конечно, литейщик ещё тот, — не без иронии констатирует Гарри Шкудович, — но главной моей зада­чей было наладить работу этого важ­ного участка. Дела там обстояли не ахти: работа трудная, грязная, теку­честь кадров огромная. Первым де­лом установил незыблемое правило: каждая из трёх смен готовит условия работы для сменщиков — шихту, ме­талл, приводит в порядок ковш. Что­бы не начинать рабочий день с уборки.

Решить проблему с кадрами по­мог тогдашний директор Титков: сво­им приказом установил, что тот, кто три года отработает в литейке, квар­тиру или малосемейку получает вне очереди. Тогда строительство боль­шое велось: и на Курчатова, и на Новополесской, и на Катунина завод дома для работников строил. Текуч­ка после этого практически сошла на нет, а многие из тех, кто кварти­ры получил, до сих пор при встрече меня благодарят. Хоть я уже сто раз им говорил: не моя идея — Титкова.

Самое удивительное, что за всё время работы на ВСЗ ни Гарри Эйзерович, ни его супруга ни разу не сталкива­лись с работниками, которые трудились бы по принципу «день, ночь — сутки прочь». Хотя, признаются оба, многие были с характером.

Да ещё с каким! И набедокурить могли, и норов свой показать, и дис­циплину нарушить. Но, придя в себя и раскаявшись, готовы были на лю­бую работу, лишь бы грехи замолить.

— Работал у меня в литейке лито­вец Витас. Честно скажу — кадр ещё тот. Как-то шёл он по территории и дорогу не хотел уступать заводско­му грузовику. Когда водитель сигна­лить начал, он подбежал, открыл ка­пот и вырвал всю электропроводку. Когда шофёр за ним погнался, забе­жал к себе в слесарку, достал из вер­стака сделанный из напильника нож и с криком «Зарежу!» назад бросил­ся. Я наперерез. Он кричит: «Пусти!» Я ни в какую. Тут как раз милиция подоспела, надавала буяну тумаков. Ну, думаю, после такого неделю от­лёживаться будет. А завтра рабочая суббота, план спасать надо. Ночь не спал: каждый человек на счету, а тут такое. Утром прихожу в цех, смо­трю — Витас стоит. Извини, гово­рит, начальник, погорячился вчера. Давай любое задание — всё сделаю. Надо — и две смены отработаю, ты только скажи.

Удивительно, но вспоминая о за­водском хулигане, Гарри Шкудович даже не пытается скрыть нотки гор­дости. Гордости за свой родной за­вод, за его работников, которые до­рожили и дорожат его славным про­шлым и настоящим. Гордости за то, что большую часть своей жизни они с супругой прожили среди лю­дей труда. В числе тех, чьими рука­ми создавались и создаются блага на земле.

belkagomel.by. Фото: Мария Амелина

Сейчас читают:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен
Больше интересных новостей - в нашем Telegram