«В СССР социализма не было»: профессор из Гомеля об ожиданиях, реальности и уроках истории

2017-й — год столетия Октябрьской социалисти­ческой революции. В прежние времена это был праздник праздников, активная подго­товка к которому начиналась задолго до 7 ноября. Но времена изменились. Од­нако есть в нашем обществе люди и даже целые партии, которые наверняка будут ши­роко отмечать эту дату. Среди них — профессор Гомельского государственного медицинского университета Николай Егоренков. Его партийный стаж, включая годы в КПСС, насчитывает почти пятьдесят лет, и его взгляд на современное социально-экономическое развитие отличается от общепринятого.

Елена Чернобаева:

— Николай Иванович, за 47 лет пребывания в КПСС и КПБ вы многое видели, мно­гое можете сравнить и проа­нализировать. Не разочарова­лись ли в коммунистической идее, которую сегодня многие и не без оснований восприни­мают как утопическую?

Николай Егоренков:

— Многие — это кто? Те, кто имеет о марксизме лишь поверхностное представле­ние? И только на этом осно­вании убеждены, что идеи марксизма-ленинизма потер­пели фиаско в СССР? Так ведь программа КПСС — это бла­гие намерения, так как ни в ней, ни в любом другом пар­тийном документе, и даже ни в одной научной теории не гово­рится прямо о том, как постро­ить социализм. Тем более ком­мунизм.

До сих пор никто не дал точных определений, что такое социализм, частная или общественная собственность, рынок и коммунизм. Толкова­ний много, но к единому зна­менателю они не приве­дены. А любая наука начина­ется с точных терминов.

Александр Евсеенко:

— А как же знаменитое уче­ние Маркса, которое всесиль­но, потому что верно? Между прочим, довод так себе. Мало­убедительный.

Николай Егоренков:

— Здесь важно разделять понятия. Маркс и Энгельс действительно обнародовали научный прогноз — буржуазное общество рано или поздно погибнет и уступит место социализму. Это аксиома для их теории. Но что они дали дальше? Лишь общие контуры — общественную собственность на средства производства, принцип «каждому трудоспособному — по труду». Обращаю ваше внимание: по общественно необходимому труду, а не по затраченному. Это очень важно. Можно ведь взять лом, встать посереди­не улицы Советской и целый день, без перерыва, крошить асфальт. Формально к вече­ру ценой неимоверных физи­ческих усилий определённая работа будет произведена. Но можно ли считать такой труд общественно необходимым? Разумеется, нет. Скорее, нао­борот, общественно вред­ным. Тогда что платить за такую работу?

Но вернёмся к Марксу и Энгельсу. Они не занимались составлением подробных планов строительства социализма — для их времени это была скорее теория будущего. А Ленин? Он возглавил Октябрьскую революцию, которая свергла помещиков и буржуев и была поддержана значительной частью населения, включая крестьян. Ленин оказался в уникальной ситуации: никаких готовых рецептов не было. Он ставил на «опыт миллионов» и надёялся на международную волну революций в развитых странах, которая должна была поддержать Россию. Но революции либо задерживались, либо жестоко подавлялись. Вот почему и появился НЭП — политика временного отступления, чтобы удержать страну на плаву.

Александр Евсеенко:

— Выходит, Плеханов был прав, когда выступал против социалистической революции в отсталой промышленно России? Ведь по Марксу, революцию может сделать только рабочий класс – пролетариат, которому нечего терять, кроме своих цепей. А вот в России этого класса просто не хватало.

Николай Егоренков:

— Плеханов говорил, что «российская история ещё не смолола муки, из которой можно испечь пшеничный пирог социализма». Он был знатоком марксизма, но слишком догматичным. Сегодня это мнение часто используют и некоторые учёные, и политики – они словно боятся «увековечить» наёмный труд, который Маркс называл «наёмным рабством». В результате предлагается не двигаться вперёд, а оглядываться назад.

Елена Чернобаева:

— То есть крах социалисти­ческого эксперимента в СССР и возврат на рельсы рыночной экономики вы считаете шагом назад?

Николай Егоренков:

— Возможно, вы слишком увлекаетесь трудами некоторых экономистов и историков, которые убеждены: тот факт, что в начале 90-х режим, свергнутый в 1917 году, пришлось восстанавливать, свидетельствует о преждевременности строительства социалистического общества в нашей стране. По их мнению, за годы Советской власти мы пережили то, что часто происходит с обществами, стремящимися необоснованно перескочить через «обязательные» социально-экономические этапы развития под впечатлением жизни более развитых соседей.

Из этого делается вывод, что неудачная попытка построить социализм связана с тем, что капитализм в России к 1917 году ещё не выполнил свою миссию. Ведь капитализм как рыночная экономика с частной собственностью должен, конечно, уйти с исторической сцены только после того, как предварительно исчерпает свои возможности. При этом ссылаются на Маркса, который действительно писал, что, во-первых, каждая общественная формация не уходит, не исчерпав всех своих возможностей, а во-вторых, социализм — это нерыночная экономика, которая приходит на смену капитализму.

Елена Чернобаева:

— Всё правильно и логич­но.

Николай Егоренков:

— С позиции XIX века – да, логично и последовательно. Но наука XX и XXI веков смотрит иначе. Социализм и капитализм (или точнее – империал-капитализм, то есть современный строй наёмного труда) – это не этапы цепочки, а противоположные направления. Этот закон диалектики XX века называют законом ветвления. Значит, общество давно готово выбрать справедливый социализм вместо эксплуататорского капитализма.

Большевики, кстати, не имели готового научного плана построения социализма. Были попытки – но без успеха. Учёные часто занимались критикой, а не конструктивом. Важно понимать: социализм в СССР так и не был построен. Значит, говорить о «крахе социализма» или «провале марксизма» неправильно.

Наконец, раз социализм и империал-капитализм – альтернативы, значит, социализм – это социальная рыночная экономика. Ведь рынок существует у человечества с давних времён, а буржуазное общество – это просто максимально развитая форма рынка для империал-капитализма.

Александр Евсеенко:

— А как же общественная собственность на средства производства, принцип «от каждого по способности — каждому по труду», социаль­ные гарантии, о которых мно­гие, жившие тогда, сегодня откровенно ностальгируют?

Николай Егоренков:

— С чего вы взяли, что в СССР собственность на средства производства была общественной? Напомню, ещё основоположники марк­сизма пришли к выводу, что государственная и обществен­ная собственность отнюдь не тождественны. Собственность на средства труда характери­зуется не только формой, но и правами (права владения, распоряжения-управления, пользования и другое). Обще­ственная собственность — это такая собственность, когда все её права реально принадле­жат трудящимся. В СССР пра­во распоряжения-управления (одно из главных прав соб­ственности для хозяина на производстве) принадлежа­ло номенклатуре (партийно-хозяйственному аппарату), то есть не всем, а только части трудящихся. Следовательно, государственная собствен­ность в СССР была частной, а точнее высшей формой част­ной собственности, когда пра­во владения не играет принци­пиальной роли (все владеют).

Номенклатура — это государ­ственная буржуазия или, как говорил Ленин, «совбуры».

Проблема теории социализ­ма — как государственную собственность превратить в общественную и совместить её с рынком? Общепринятого ответа пока нет. Но есть про­шлый опыт — опыт многих поколений крестьян дорево­люционной России, включая и белорусских крестьян. К нему следует присмотреться. То, что назрело, говорил Энгельс, то уже должно в какой-то форме существовать. У кре­стьян собственность на зем­лю была «мирской» (общин­ной), а пользовались ею на долевых началах (распределя­лась она «по едокам», то есть по долевому принципу). Это было, говоря на языке совре­менной экономики, не просто пользование, а «обременённое распоряжение-управление», своеобразная долевая арен­да. Собственность на зем­лю была фактически обще­ственной по форме. Хозяй­ствующим субъектом была семья, а принципом такой экономики был принцип «по труду». Это был примитив­ный (неразвитый) социализм,крестьянский.

Такие подходы следует рас­пространить на современную государственную собствен­ность, включая промышлен­ность, дополнив их прин­ципом свободной коопера­ции долевых арендаторов. Это и будет развитый социа­лизм или, как говорил Ленин, «строй цивилизованных коо­ператоров», социализм эпо­хи научно-технической рево­люции.

Елена Чернобаева:

— Горбачёв со своей пере­стройкой попытался это сде­лать, но огромная страна не пережила и семи лет таких реформ.

Николай Егоренков:

— Потому что у Горбачёва никакой научной теории пе­рехода к социалистическому рынку не было. Были лозун­ги, пусть и достаточно спра­ведливые. Вроде «Каждый ра­ботник — хозяин на произ­водстве!». Цель поставили, направление движения вы­брали, а вот маршрут проло­жить опять не смогли. В ре­зультате всё свелось к пре­словутой приватизации, в ко­торой многие видели панацею от всех бед. Но приватизация государственной собственно­сти — это превращение самой крупной частной собствен­ности в мелкую, то есть по­пытка повернуть вспять коле­со экономики. Известно, что, чем крупнее производствен­ная собственность, тем вы­ше её экономический потен­циал (эффективность её за­висит, конечно, от эффектив­ности управления ею). Итог приватизации закономерен. Почти во всех постсоветских республиках собственность на средства труда стала оли­гархической, а собственника­ми значительной части акцио­нерного капитала выступают иностранцы. Экономику от­бросили в прошлое.

Александр Евсеенко:

— Странно всё-таки зву­чит сочетание «рыночный со­циализм». Помнится, комму­нисты всегда выступали про­тив свободного рынка и част­ной собственности на сред­ства производства, без кото­рых он невозможен.

Николай Егоренков:

— Ничего подобного. Ещё Карл Маркс писал о том, что количество общественно не­обходимого труда в продуктах труда, то есть их стоимость, может установить только ры­нок, свободный от монопо­лии. Свободный рынок (не стихийный, а регулируемый обществом в интересах об­щества) — самый справед­ливый арбитр в оценке наше­го труда с позиций общества. Именно он является гарантом осуществления принципа раз­витого социализма, при кото­ром хозяйствующим субъек­том (хозяином) становится каждый трудящийся, «каж­дому трудоспособному — по общественно необходимому труду».

Александр Евсеенко:

– Как объяснить такой парадокс: коммунистические идеи, основанные на вечном стремлении человечества к равенству и социальной справедливости, кажутся достаточно привлекательными. Но при этом число убеждённых коммунистов растёт крайне медленно. Сегодня КПБ даже не является тенью той организации, которую когда-то называли вдохновителем и организатором всех наших побед.

Николай Егоренков:

– Есть две причины. Во-первых, основой любого общества является экономика. Существует специальная теория, описывающая поведение и мотивацию человека в виде пирамиды из пяти уровней. Нижний уровень – физиологические потребности. За ними следуют безопасность, групповые потребности, отношение окружающих и, наконец, самосовершенствование.

Суть в том, что если нижний уровень не удовлетворён, следующий игнорируется. Это логично: если вы умираете от голода или жажды, ради куска хлеба или стакана воды готовы рискнуть жизнью. Тогда безопасность волнует вас мало.

Когда физиологические потребности удовлетворены, человек стремится к безопасности. Получив её, осознав, что сыт и защищён, индивид начинает реализовывать групповые потребности. Ему уже важно, с кем он живёт, работает, дружит, в какой партии состоит.

Увы, после распада Союза мы откатились назад на несколько уровней. Сегодня у нас более или менее реализуются потребности первых двух уровней, а значит многим не до групповых. Поэтому и партии, включая коммунистические, не пользуются большим спросом.

О четвёртом уровне – отношении окружающих, то есть морали – говорить не приходится. Ведь сегодня мы всё чаще констатируем падение нравственности. А самосовершенствование в таких условиях кажется почти недостижимым.

Елена Чернобаева:

— Печальная картина…

Николай Егоренков:

— Реальная! И далеко не безнадёжная. Народ у нас гра­мотный, он просто в обещания уже не верит. Поэтому надо партиям, которые ставят сво­ей целью переход к социализ­му, принять программы, даю­щие чёткое определение со­циализма и научно обосно­ванный план его построения. Убеждён: общество, вклю­чая белорусское, давно созре­ло для перехода к социализму.

Авторы: Александр Евсеенко, Елена Чернобаева. Фото: Вячеслав Коломиец

Сейчас читают:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен
Больше интересных новостей - в нашем Telegram

В тему...