Леонид Друян. Ровесники Победы о времени и о себе

11.06.2024 8908

Великая Отечественная изменила судьбы сотен тысяч людей. Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, кем были бы сейчас, если бы итоги войны были иными? Возможно, вы никогда не родились бы. По крайней мере, так считают наши 80-летние герои. В преддверии Дня освобождения Беларуси и грядущего Дня Великой Победы запускаем новый проект: «Ровесники Победы о времени и о себе». Его герои – врачи и учителя, рабочие и служащие, военные и учёные, и их судьбы неотделимы от жизни всего белорусского народа.

Врачебная династия Друян известна не только в Гомеле, но и далеко за его пределами. Её основателем стал сын армянских крестьян из крымского города Саки Ибрагим Леонидович Друян. Дело отца продолжил наследник – Леонид Ибрагимович Друян. И не просто продолжил. В разные годы, но одинаковые временные периоды (по 20 лет) отец и сын возглавляли одно медицинское учреждение: Гомельский областной клинический госпиталь инвалидов Великой Отечественной войны. И оба как в профессиональной деятельности, так и в повседневной жизни всегда исповедовали один принцип – не навреди!

«Раз не сдох – живи!»

– Отец мой был выходцем из обычной, даже бедной семьи. Чтобы выбиться в люди, после школы поступил в металлургический техникум. Правда, очень быстро понял, что сел не в свои сани. Но поскольку любое начатое дело он привык доводить до конца, то только после получения диплома металлурга поступил в Днепропетровский медицинский институт. Окончил его в самый канун Великой Отечественной войны, с началом которой был призван в ряды Красной армии. Будучи начальником медслужбы пулемётного батальона Киевского укрепрайона, попал сначала в окружение, а потом и в плен.

Поместили пленных красноармейцев в концлагере недалеко от городка Славута. Отец вспоминал, что фашисты первым делом разделили пленных на три группы – славян, кавказцев с азиатами и евреев. Последних на следующий день эсэсовцы загнали в реку и расстреляли. Содержание в лагере было ужасным: жили под открытым небом, спали на голой земле, ели, если так можно назвать натуральные помои, раз в день. И то не всегда.

Но и в таких условиях папа не забывал о воинской присяге и клятве Гиппократа. Чем мог, помогал раненым, больным, поддерживал упавших духом. И одновременно искал тех, кто вместе с ним отважится на побег. Рискнуть согласились четверо.

К сожалению, побег оказался неудачным: беглецов быстро поймали и поместили почти на сутки в отхожую яму, куда справляли нужду все военнопленные. Товарищи папы не выдержали этих издевательств, но отцу, благодаря недюжинной физической силе и стремлению выжить, повезло. Поздно вечером охранник со словами «Раз не сдох – живи! Всё равно недолго осталось…» разрешил ему выбраться наверх.

Но мысли о побеге отец не оставил. Вскоре он познакомился ещё с одним врачом по фамилии Михайлов. Тот, как оказалось, через местных жителей, которые приносили в лагерь еду, поддерживал связь с партизанским отрядом. Так что второй побег был целенаправленным, и отцу с товарищами посчастливилось добраться до партизан. Вместе с отцом из плена бежал военный железнодорожник Тенгиз Шевгулидзе. Это он изобрёл знаменитый «клин Шевгулидзе» – устройство, предназначенное для пуска под откос вражеских эшелонов. Он же из обрезков водопроводных труб сконструировал ручную гранату, а также ПРГШ – партизанский ружейный гранатомёт Шевгулидзе.

В партизанском отряде беглецов первым делом представили начальнику особого отдела. Шёл 1942 год, и к сбежавшим военнопленным у партизан отношение было крайне подозрительным. Слишком часто к тому времени гитлеровцы под видом патриотов пытались внедрить к ним своих агентов. Поэтому проверки, подобно показанной в фильме «Проверка на дорогах», были делом обычным. Указав на расположенный у дороги пост полицаев, особист приказал новичкам уничтожить его. Голыми руками! Оружие, заявил, надо добывать в бою. Как бы то ни было, приказ был выполнен, и отца с товарищами зачислили в отряд Владимира Яковенко начальником медслужбы.

Родители-партизаны

– За короткое время Ибрагиму Леонидовичу удалось поднять службу на новый уровень. Он не только лечил раненых, делая сложные операции с помощью обычного хозяйственного инструмента, но и организовал обучение санитаров. Больше 80 человек подготовил! Лечил и местное население. Однажды, по его словам, прооперировал крестьянку, которая расплатилась с ним золотыми царскими монетами. Аж 200 штук на радостях отсыпала! Всё это богатство папа отдал в Фонд обороны, не оставив себе ничего. Позже я понял почему. Он всегда говорил: у меня есть любимая жена и дети, есть любимая работа, есть любимая страна – что ещё нужно?

Тогда же папа познакомился с мамой – медсестрой Марией Леонтьевной Вежновец. Мама хоть и была его на пять лет младше, но имела богатый опыт партизанской жизни. Перед самой войной окончила Бобруйскую школу медсестёр. Она родом из села Протасы тогда Паричского, а ныне Октябрьского района. А это ж известный партизанский край! Так что ничего удивительного, что почти сразу мама ушла в партизанский отряд, где комиссаром был её родной брат Григорий. Тоже личность незаурядная – за совершённые подвиги ему лично Ворошилов вручил именной автомат.

Ибрагим и Мария Друян.

Вместе с мамой отец смог сделать невероятное. В это трудно поверить, но в соединении, несмотря на большое скопление людей, не месяцами, годами живших практически в антисанитарных условиях, за всю войну не было допущено ни одной крупной эпидемии.

Хотя люди болели и тифом, и гриппом, и дизентерией. И вши были, вспоминал отец, особенно поначалу. Но правильно организованная санитарно-профилактическая работа сделала своё дело. В итоге партизаны никогда не теряли боеспособности из-за инфекций.

При всём при этом отец, да и мать тоже, регулярно выходили на боевые задания с партизанскими диверсионными группами. За что заслужили ряд боевых наград. Когда бригада Яковенко вошла в состав Минского партизанского соединения, отец и там возглавлял медицинскую службу. Лично был знаком с будущим первым секретарём ЦК КПБ Петром Мироновичем Машеровым, председателем Президиума Верховного Совета БССР Иваном Евтеевичем Поляковым. Последний, кстати, был родом из Новобелицы, где прошло моё школьное детство. Всю жизнь отец отзывался об этих людях в восторженном тоне, высоко оценивая их человеческие и профессиональные качества.

Но война войной, а жизнь брала своё. Армянин Ибрагим Друян и белоруска Мария Вежновец полюбили друг друга и в 1943 году решили узаконить свои отношения. Командование дало добро, и они поженились, сыграв скромную партизанскую свадьбу. А в июле 1944 года недалеко от города Каменец Брестской области в заброшенном сарае появился на свет я. Мама рассказывала, что хоть Минск уже был освобождён, в Беловежской пуще ещё шли бои. И моё рождение было ознаменовано грохотом близкой артиллерийской канонады. В некоторых источниках пишут, что во время родов отец делал маме кесарево сечение кухонным ножом, а шов зашивал чуть ли не сапожной дратвой. Выдумки всё это, ничего подобного не было…

После освобождения Ибрагим Леонидович восемь лет проработал главным врачом Каменецкой районной больницы. За это время многое успел сделать для развития здравоохранения региона. Но, главное, благодаря профессионализму и трудоспособности сумел прослыть среди местного населения «доктором от Бога». В 1952 году его назначили начмедом Гомельского госпиталя для инвалидов Великой Отечественной войны, который он возглавил в 1960 году.

Так же, как все

– Мне было восемь лет, когда мы переехали в Гомель. К тому времени в городе практически не осталось следов разрухи и оккупации. Хотя жилось гомельчанам, как и всем советским людям, непросто. Но оптимизма у народа было хоть отбавляй. Всё же такого врага разгромили, город практически заново отстроили. Уверенность в завтрашнем дне была и заслуженная гордость за сделанное.

Мирная жизнь всё увереннее набирала обороты. Хорошо помню, как на городских маршрутах появились первые ЛАЗы. До этого горожан развозили автобусы, смонтированные на базе грузовика ЗиС-5. «Фердинанд», сказано о таком в фильме «Место встречи изменить нельзя». Неудобные, с одной дверью, которую к тому же водитель открывал вручную. А у львовских автобусов был казавшийся огромным светлый салон, две двери, да ещё открывавшиеся одним нажатием кнопки. Чудо техники! А вот в госпитале, где папа работал, долгие годы тянул лямку старенький «Москвич-400». У него даже поворотников не было, водителю приходилось о манёврах рукой сигнализировать.

Поселились мы в небольшой комнатушке прямо в госпитале. Он располагался на месте нынешней поликлиники на улице Ильича, напротив 35-го микрорайона Новобелицы. Позже отцу дали квартиру в небольшом доме на две семьи на улице Севастопольской. Там сейчас детский сад. Учился я в школе №2, окончил её с золотой медалью.

Жил обыкновенной школьной жизнью: занимался спортом, музыкой, играл в школьном театре. Если надо, дрался со сверстниками и теми, кто постарше. Особенно после того, как в четвёртом классе у меня появилась рыженькая соседка по парте по имени Аня. Хоть и малец совсем был, но влюбился с первого взгляда. Забегая вперёд скажу, что она до сих пор моей женой является, не так давно свадьбу изумрудную отпраздновали. Аня нравилась не только мне, вот и приходилось бороться за свою любовь в прямом смысле слова.

Анна Друян.

Знания на всю жизнь

– У нас были великолепные учителя. Много знавшие, ещё больше повидавшие и пережившие, они были для нас непререкаемым авторитетом. Учительница русского языка, например, во время войны партизанила. «Англичанин» Гаврилюк безо всяких лингафонных кабинетов интересно учил нас премудростям английского языка. Заложенная им база спустя много десятков лет, когда мне уже было за 70, помогла мне освоить преподавание иностранным студентам без переводчика.

Отец много работал, но, несмотря на занимаемую им должность, жили мы достаточно скромно. Впрочем, как почти все в то время. Зарплаты родителей в 75-90 рублей вполне хватало. Цены-то не кусались. Коммуналка, как поёт Розенбаум, «пятёрка» в самый тёмный год. Килограмм селёдки – 1 рубль 45 копеек, хлебушек – 15 копеек. Книг много покупали, они в среднем от 30 до 60 копеек стоили. Так что ни к какой «золотой» молодёжи я не принадлежал.

В школе получил свою первую профессию – столяр-станочник 3-го разряда. В те годы каждый выпускник школы был обязан иметь рабочую профессию. Я на ФСК обучался, и с тех пор выполнить любую столярную работу для меня не проблема. Убеждён, подобные навыки и сейчас в жизни лишними не будут, кем бы в последующем человек не стал. Но решающую роль в моей профориентации сыграл отец. Когда я учился в восьмом классе, он разрешил мне присутствовать на операции. Увиденное, конечно, впечатлило, и с будущей профессией я определился сразу. Вот только хирургию, как папа, не выбрал. Стал терапевтом.

«Позвоночником» не был

– В 1962 году вместе с Аней мы поехали поступать в Минский медицинской институт. Документы подали на лечебный факультет – тогда это была очень престижная специальность. В отличие, скажем, от стоматологии или фармакологии, куда даже недоборы случались. Сейчас в это трудно поверить, но так было. Я поступил без особых проблем, а вот Ане не хватило одного балла.

Пришлось ей вернуться в Гомель. Так наша любовь подверглась испытанию разлукой, но мы ее оба прошли всем и всему назло. Через год Анна поступила в Гомельский университет на химико-биологический факультет. Окончив его, 30 лет отработала в областной санстанции на различных должностях, в том числе заведующей организационным отделом.

Я остался в столице, жил в общежитии. Пока учился, всегда получал повышенную стипендию, отец регулярно финансово поддерживал. Но шиковать не получалось, да и не хотелось. Предпочитал тратиться на приобретение специальной и художественной литературы.

Естественно, на картошку ездил вместе со всеми, в стройотряд по комсомольской путёвке. Школу в западно-казахстанской степи строили, где-то под Оренбургом.

За всё время учёбы в институте к известности и авторитету отца ни разу не прибегнул. Он бы на это никогда не согласился. Проконсультировать, совет дать – всегда пожалуйста. Но своим знакомством с известными людьми, блатом, как говорили тогда, не пользовался никогда.

Да я и сам был против такой «помощи». Всего, особенно в медицине, нужно добиваться самому – это моё твёрдое убеждение. Овладеть профессией лекаря по звонку «сверху» не получится, как ни старайся. «Позвоночники» в нашей профессии надолго не задерживаются, по опыту знаю.

Подполковник медслужбы

– После получения диплома около года работал терапевтом в 10-й поликлинике. Так называемым цеховым врачом – курировал рабочих и служащих станкостроительного завода имени Кирова. Работа спорилась, давала обильный материал для будущей диссертации. Но вскоре призвали в армию, направили под Минск, в Степянку. Это была особая авиационная часть, которая обслуживала высших должностных лиц ЦК КПБ и Верховного Совета БССР.

Главной моей задачей был контроль физического состояния лётного и технического персонала. Летали они на Ил-14, удивительно надёжном и простом в эксплуатации и обслуживании самолёте. Именно там я впервые увидел, что такое салон самолёта, отделанный под рабочий кабинет и место отдыха. Летали тогда много. При мне только Пётр Машеров совершал визиты в Баку, Москву, столицы других союзных республик. И каждый такой вылет – настоящий экзамен не только для лётчиков, но и для меня. Как врач я не имел права на невнимательность, тем более на ошибку.

И всё же служба мне нравилась, с командованием части сложились очень хорошие отношения. Потому и решил поступить в адъюнктуру Военно-медицинской академии. Собрал все характеристики, документы и, полный надежд, приехал в Ленинград. Но в отделе кадров бравого «летуна» сразу же приземлили. Так и сказали: хороший ты, лейтенант, мужик и врач, судя по документам, неплохой. Вон, даже исследование приступов пароксизмальной тахикардии в полевых условиях провести сумел. За что тебе награда – медаль «За воинскую доблесть». Но об адъюнктуре забудь. Место всего одно, и оно уже занято.

Что поделаешь, тоже ведь примета времени. Да, на рубеже 60-70-х годов прошлого века пресловутый блат всё увереннее входил в нашу жизнь.

Людей на различные должности отбирали не по их профессиональным и деловым качествам, а, словно собак, по родословной. Что, как мне кажется, во многом и предопределило последующее крушение СССР.

Но эти мысли пришли ко мне потом. Как и звание подполковника медицинской службы. А тогда собрал я свой нехитрый скарб и отправился восвояси. Уволился в запас и подал документы в аспирантуру при родном мединституте. Успешно сдал экзамены, в 1974 году защитил диссертацию. После аспирантуры вернулся в Гомель, стал работать заведующим кафедрой гражданской обороны и медподготовки в Гомельском кооперативном институте. Параллельно трудился рядовым терапевтом в госпитале, который возглавлял отец. Женился, получил квартиру.

Врач и учёный

– Когда в 1986 году случилась авария на Чернобыльской АЭС, участвовал в ликвидации её последствий. Две недели провёл в Брагинском районе в 20 километрах от станции, лечил местных жителей и ликвидаторов. В соседнем Хойникском районе работала моя Анна, занималась лабораторным анализом молочной продукции.

Не люблю сравнений, но тут они напрашиваются сами собой. Отец с матерью войну прошли, мы с Анной – Чернобыль. Судьба? Не думаю. Скорее, привитое с детства чувство единения со своей страной, с её горестями и радостями. Осознание, что чужого горя не бывает, что ты как врач и как гражданин должен быть там, где твои умения нужнее всего. По-моему, вот эта сопричастность и является фундаментом того, что мы называем патриотизмом. Я, может, крамольную вещь скажу, но мне кажется, что только пройдя через трудности и испытания, только самостоятельно добившись чего-то в жизни и профессии, человек может научиться гордиться не только собой, но и своей страной.

В 2007 году Леонид Друян награждён орденом Почёта. Награду лично вручил Президент Беларуси Александр Лукашенко.

Я, например, полмира объездил. Не в качестве туриста, а в качестве врача и учёного. Выступал в Японии на конгрессе терапевтов, который почтил своим присутствием сам император. В США читал лекции и даже вёл приём больных наравне с американским коллегой. Для них это такая редкость, что даже в местных газетах объявление разместили – в Гринфилде приём больных будет вести русский (!) врач.

Внимательно изучив их систему медицинского образования и обеспечения, могу сказать одно: белорусская ничем не хуже. Она классная! Сохранившая многое из известной всему миру советской медицины.

Нашего врача, если он настоящий специалист, заграница и сейчас готова с радостью принять. Но профессионалом ведь не университетский диплом делает, а постоянное стремление к самосовершенствованию, к достижению новых вершин.

Мне практически всю жизнь приходилось одновременно выступать в разных ипостасях. Заведовал кафедрой и одновременно был практикующим врачом. Возглавлял госпиталь ветеранов ВОВ и вёл активное строительство, содействовал образованию в Гомеле медицинского института. Ведь без высшей школы в регионе нельзя достичь высот в медицине. Сейчас учу студентов и пишу учебные пособия, научные статьи. И никогда не рассчитывал ни на какие благодарности.

Леонид Друян в аудитории Гомельского медицинского университета.

Вот почему награждение меня орденом Почёта и присвоение звания заслуженного врача Беларуси стали для меня неожиданностью. Как и то, что студенты Гомельского медуниверситета не так давно назвали меня лучшим лектором вуза. Это придаёт силы для творчества. А тот факт, что в прошлом году профсоюз медицинских работников признал меня «Легендой медицины», говорит о том, что своего последнего слова в профессии я ещё не сказал.