«В СССР социализма не было». Профессор Николай Егоренков о причинах провала эксперимента по строительству нового общества

2017-й — год столетия Октябрьской социалисти­ческой революции. В прежние времена это был праздник праздников, активная подго­товка к которому начиналась задолго до юбилейной даты. Но времена изменились. Од­нако есть в нашем обществе люди, и даже целые партии, которые наверняка будут ши­роко отмечать этот день. Про­фессор Гомельского государ­ственного медицинского уни­верситета Николай Егоренков — один из них. Его партийный стаж, включая период пребы­вания в КПСС, насчитывает без малого полвека. И у него свой, несколько отличающий­ся от общепринятого, взгляд на проблемы социально-экономического развития со­временного общества.

Елена Чернобаева:

— Николай Иванович, за 47 лет пребывания в КПСС и КПБ вы многое видели, мно­гое можете сравнить и проа­нализировать. Не разочарова­лись ли в коммунистической идее, которую сегодня многие и не без оснований восприни­мают как утопическую?

Николай Егоренков:

— Многие — это кто? Те, кто имеет о марксизме лишь поверхностное представле­ние? И только на этом осно­вании убеждены, что идеи марксизма-ленинизма потер­пели фиаско в СССР? Так ведь программа КПСС — это бла­гие намерения, так как ни в ней, ни в любом другом пар­тийном документе, и даже ни в одной научной теории не гово­рится прямо о том, как постро­ить социализм. Тем более ком­мунизм.

До сих пор никто не дал точных определений, что такое социализм, частная или общественная собственность, рынок и коммунизм. Толкова­ний много, но к единому зна­менателю они пока не приве­дены. А любая наука начина­ется с точных терминов.

Александр Евсеенко:

— А как же знаменитое уче­ние Маркса, которое всесиль­но, потому что верно? Между прочим, довод так себе. Мало­убедительный.

Николай Егоренков:

— Не следует путать две вещи! Маркс и Энгельс науч­но обосновали неизбежность гибели буржуазного общества или, как чаще говорят, капи­тализма и замены его социа­лизмом, это верно. При этом они очертили лишь общие его контуры: общественная соб­ственность на средства тру­да, принцип «каждому тру­доспособному — по труду». Обращаю ваше внимание: по общественно необходимому труду, а не по затраченному. Это очень важно. Можно ведь взять лом, встать посереди­не улицы Советской и целый день, без перерыва, крошить асфальт. Формально к вече­ру ценой неимоверных физи­ческих усилий определённая работа будет произведена. Но можно ли считать такой труд общественно необходимым? Разумеется, нет. Скорее, нао­борот, общественно вред­ным. И какая за него полага­ется плата?

Но вернёмся к Марксу и Энгельсу. Они, как известно, не разработали плана постро­ения социализма и не счита­ли это первоочередной для их времени задачей. Ленин, который возглавил Октябрь­скую революцию, свергнув­шую помещиков и буржуев, поддержанную большинством россиян, включая крестьян, и открывшую двери для постро­ения социализма, оказался в труднейшем положении. Он рассчитывал не на положения о путях построения социализ­ма, имевшиеся в книжках, а на «опыт миллионов». Прак­тически все учёные и полити­ки того времени считали, что преимущественно крестьян­ская Россия не готова для социалистической револю­ции и построения социализ­ма. Ленин мучительно искал выход из создавшегося поло­жения. Он сначала рассчиты­вал, что Октябрьская револю­ция окажется искрой, которая зажжёт пожар революций в промышленно развитых стра­нах, и они придут на помощь России. Но европейские рево­люции запаздывали или были подавлены. Тогда был введён НЭП как «временное отсту­пление».

Николай Егоренков.

Александр Евсеенко:

— Выходит, прав был Пле­ханов, который яростно про­тестовал против того, что­бы в отсталой в промышлен­ном отношении России совер­шалась социалистическая революция? Ведь, по Марк­су, движущей силой револю­ции может быть только рабо­чий класс, точнее пролетариат, которому нечего терять, кроме своих цепей. А его-то в России и не хватало.

Николай Егоренков:

— Плеханов утверж­дал, что «российская исто­рия ещё не смолола муки, из которой со временем мож­но испечь пшеничный пирог социализма». Он был хотя и знатоком марксизма, но дог­матиком. Это излюбленный аргумент не только его после­дователей, но и многих совре­менных учёных и политиков, которые пытаются «увекове­чить» наёмный труд или, как его образно и точно определил Маркс, «наёмное рабство». Тем самым, по сути, призывая нас идти не вперёд, а прямо в противоположную сторону.

Елена Чернобаева:

— То есть крах социалисти­ческого эксперимента в СССР и возврат на рельсы рыночной экономики вы считаете шагом назад?

Николай Егоренков:

— Вы, наверное, чрезмер­но увлекаетесь трудами неко­торых экономистов и истори­ков, которые убеждены: тот факт, что в начале 90-х свер­гнутый в 1917 году режим пришлось реставрировать, свидетельствует о преждев­ременности строительства в нашей стране социалистиче­ского общества. Дескать, за годы Советской власти мы пережили то, что часто слу­чается с обществами, кото­рые стремятся необоснованно перескочить под впечатлени­ем жизни более продвинутых соседей через «обязательные» социально-экономические фазы своего развития. Из чего делают вывод, что неудачная попытка строи­тельства социализма являет­ся следствием того, что капи­тализм в России к 1917 году ещё не выполнил свою мис­сию. Ведь капитализм как рыночная экономика с его частной собственностью дол­жен, конечно, уйти с истори­ческой сцены, предваритель­но исчерпав, свои возмож­ности. При этом ссылаются на Маркса, который действи­тельно писал, что, во-первых, каждая общественная форма­ция не уходит с исторической сцены, не исчерпав своих воз­можностей, а во-вторых, соци­ализм — это нерыночная эко­номика, которая идёт на сме­ну капитализму.

Елена Чернобаева:

— Всё правильно и логич­но.

Николай Егоренков:

— Правильно и логично с позиций науки XIX века. С позиций же науки XX века, а тем более XXI века социа­лизм и капитализм, а точнее империал-капитализм (имен­но так более обоснованно нуж­но называть существующий со времён распада первобытно­го коммунизма строй, вклю­чая ныне господствующий строй наёмного труда) следует считать не последовательны­ми этапами в развитии обще­ства, а альтернативными! Это общий закон развития, откры­тый в ХХ веке четвёртый закон диалектической логики (закон ветвления). Поэтому человеческое общество дав­но созрело для замены капи­тализма как несправедливого для большинства трудящих­ся общества социализмом как справедливым обществом. Да, большевики не имели научно обоснованного плана строи­тельства социализма. Спору нет, предпринимались неод­нократные попытки его раз­работать, но, увы… Учёные вместо того, чтобы помогать обществу решать эту слож­нейшую задачу, занимались критиканством, богострои­тельством или славословием. Поэтому открою вам величай­ший секрет — никакого соци­ализма в СССР построено не было. А коль так, то не может быть и речи о крахе социализ­ма и марксизма, а тем более крахе социалистической идеи. Ещё несколько лет тому назад Александр Лукашенко гово­рил, что крах социалистиче­ского эксперимента не озна­чает краха социалистической идеи, что по убеждениям он остаётся социалистом.

Из альтернативности социа­лизма и империал-капитализма следует также, что социализм — это социальная рыночная экономика! Ведь человече­ство живёт в условиях рын­ка со времён распада перво­бытного коммунизма, а бур­жуазное общество является лишь наиболее развитой для империал-капитализма фор­мой рыночной экономики.

Александр Евсеенко:

— А как же общественная собственность на средства производства, принцип «от каждого по способности — каждому по труду», социаль­ные гарантии, о которых мно­гие, жившие тогда, сегодня откровенно ностальгируют?

Николай Егоренков:

— С чего вы взяли, что в СССР собственность на средства производства была общественной? Напомню, ещё основоположники марк­сизма пришли к выводу, что государственная и обществен­ная собственность отнюдь не тождественны. Собственность на средства труда характери­зуется не только формой, но и правами (права владения, распоряжения-управления, пользования и другое). Обще­ственная собственность — это такая собственность, когда все её права реально принадле­жат трудящимся. В СССР пра­во распоряжения-управления (одно из главных прав соб­ственности для хозяина на производстве) принадлежа­ло номенклатуре (партийно-хозяйственному аппарату), то есть не всем, а только части трудящихся. Следовательно, государственная собствен­ность в СССР была частной, а точнее высшей формой част­ной собственности, когда пра­во владения не играет принци­пиальной роли (все владеют).

Номенклатура — это государ­ственная буржуазия или, как говорил Ленин, «совбуры».

Проблема теории социализ­ма — как государственную собственность превратить в общественную и совместить её с рынком? Общепринятого ответа пока нет. Но есть про­шлый опыт — опыт многих поколений крестьян дорево­люционной России, включая и белорусских крестьян. К нему следует присмотреться. То, что назрело, говорил Энгельс, то уже должно в какой-то форме существовать. У кре­стьян собственность на зем­лю была «мирской» (общин­ной), а пользовались ею на долевых началах (распределя­лась она «по едокам», то есть по долевому принципу). Это было, говоря на языке совре­менной экономики, не просто пользование, а «обременённое распоряжение-управление», своеобразная долевая арен­да. Собственность на зем­лю была фактически обще­ственной по форме. Хозяй­ствующим субъектом была семья, а принципом такой экономики был принцип «по труду». Это был примитив­ный (неразвитый) социализм,крестьянский.