По окончании школы Анатолий Вдовенко, до этого никуда надолго не выезжавший из деревни Красное Гомельского района, и подумать не мог, что вскоре окажется в настоящем средневековье. А своеобразной машиной времени для дальнего и опасного путешествия послужит обыкновенная военкоматовская повестка.
Спорное везение
— Я всю жизнь мечтал стать водителем, поэтому к моменту призыва у меня уже были права на вождение. Опыта, естественно, никакого. В 1987 году на медкомиссии в военкомате меня спросили, где я хочу служить. Ответил так: хоть в десанте, хоть в морской пехоте, только не в стройбате. О том, что служба может обернуться командировкой в Афганистан, даже не задумывался.
Что мы тогда о той войне знали? Практически, ничего. В программе «Служу Советскому Союзу» однажды увидел, как наши солдаты мост построили, в кишлак продукты и медикаменты завезли. Обычно в этой телепередаче показывали вечера советско-афганской дружбы.
Между прочим, это, как потом выяснилось, было чистой правдой. Только далеко не всей.
На предложение служить в пограничных войсках КГБ согласился сразу. Когда уже в коридор вышел, ко мне какой-то офицер подошёл и тихо так произнёс: «Повезло тебе, парень. Погранцов за речку не отправляют». Я тогда даже не понял сразу, о чём это он. Но если бы встретил позже, обязательно сказал бы ему: ошибаешься, браток…
Когда водитель, когда мул
— Служить попал в Краснознамённый Среднеазиатский пограничный округ в Керкинский погранотряд. Тогда это была Туркменская ССР. Первые полгода — обязательная «учебка». Учился на механика- водителя и стрелка-наводчика БТР-70. По тем временам ещё новая машина, десять лет как на вооружение принятая. 14,5 мм КПВТ — почти пушка автоматическая. Спаренный с ним 7,62 мм ПКТ. Круговое бронирование, скорость, проходимость… Я сразу в неё влюбился.
Учили водить в любых условиях: по горным серпантинам, по бездорожью, по пустыни. Днём и ночью. Без фар, только по приборам ночного виденья.
И хотя основной моей задачей было баранку крутить, от общевойсковой и физической подготовки никто не освобождал. Поэтому вместе со всеми и марш-броски многокилометровые с полной выкладкой в 32 кг совершал, и стрелять учился со всех видов оружия, и основы рукопашного боя постигал.
Трудно, конечно, приходилось. К тому времени вроде и акклиматизация прошла, но нам, ребятам из европейской части страны, наверное, никогда не привыкнуть к среднеазиатскому климату. Днём жара несусветная, ночью холод собачий. Фляга воды на вес золота. Только пот, который ручьями, бесплатный. Но выдержал. Наш ротный иногда посмеивался: «Запомни, Толя! В горах ты не столько водитель, сколько вьючный мул».
Когда срок нашего нахождения в учебном подразделении подходил к концу, слушок прошёл, что будут набирать добровольцев в спецподразделения погранвойск. Об этих частях мы кое-что уже слышали.
Немного истории
— Раньше об этом говорить не полагалось, но сейчас можно. Дело в том что по мере нарастания сопротивления моджахедов нашему командованию становилось очевидным: к современной войне, да ещё партизанской, наши войска подготовлены слабо. Я не о «спецуре» говорю, эти всегда готовы в глотку хоть чёрту вцепиться. А об основной массе солдат и офицеров…
Ведь одно дело на парадах шаг чеканить, танками да ракетами супостату угрожать. И совсем другое — по горам за караванами бегать, или банды, в скалах засевшие громить. Поэтому на самом верху было принято решение: на помощь «красной армии» бросить пограничников. Как наиболее подготовленных в военном отношении, у которых и в мирное время служба проходит в боевых условиях.
Была и ещё одна причина. С началом боевых действий в Афганистане стали фиксироваться попытки небольших банд душманов проникнуть на нашу территорию для совершения террористических актов. Привычное патрулирование и наблюдение за линией границы гарантией от такого проникновения не служили.
Обстановка вынуждала охранять границу с двух сторон, внешней и внутренней. Причём внешняя зона должна была быть достаточно глубокой, не менее 100 километров в глубину. Что-то вроде санитарного кордона.
Сначала пробовали организовывать сводные боевые отряды, штук семь их, кажется, было. Но что-то пошло не так, и вместо них стали создавать мотоманёвренные группы (ММГ) и десантно-штурмовые манёвренные группы (ДШМГ). Каждый погранотряд создавал три, а то и больше ММГ и одну ДШМГ.
Мотоманёвренные группы комплектовались по-разному, исходя из возможностей погранотрядов. Вторая Керкинская, в которой я служил, насчитывала 120 человек. Некоторые были больше, до трёхсот. Вооружение хорошее: тяжёлые пулемёты, ЗГУ, станковые гранатомёты, миномёты. Каждой группе обязательно установка «Град» придавалась. ММГ базировались на территории Афганистана, а вот десантно-штурмовые группы в отрядах на территории СССР дислоцировались. В постоянной готовности убыть на ту сторону границы для решения оперативных задач.
Только добровольцы — шаг вперёд!
— Перед самым выпуском из учебки нас построили и командир задал один единственный вопрос: кто готов оказать интернациональную помощь афганскому народу и продолжить службу в ДРА? Шаг вперёд сделали почти все, пару человек всего отказались. Я поначалу растерялся, потом глянул на Славку — это одноклассник мой из Красного, вместе служили — а он вопросительно на меня смотрит. Думаю, если откажусь, а Славка согласится, он же меня потом всю жизнь трусом считать будет. Стыда не оберёшься! А тот, как потом выяснилось, примерно то же самое думал. Так одновременно и шагнули.
Началась месячная подготовка в ПУЦ — полевом учебном центре. Вот уж где гоняли, вот где к войне готовили! Учебное подразделение тогда санаторием показалось. Не все выдерживали. Даже не столько физические нагрузки, сколько психологические.
Один парень, помню, ходил и твердил: какая разница где, всё равно убьют. А потом взял да и подорвал себя гранатой…
Через месяц нас опять построили и велели отпороть зелёные пограничные погоны. Пояснили: пограничники вы теперь только в душе, а так — обычные солдаты-интернационалисты. И предупредили: если кто в плен к «духам» попадёт и признается, что он пограничник, это признание будет расцениваться как измена Родине. К счастью, за все годы войны таких случаев среди наших «зелёных фуражек» не было. Родным, естественно, тоже ничего не сообщали. Всё время, пока я служил, родители в Красном были уверены, что я в Союзе нахожусь, границу стерегу. Письма ведь шли через Керкинский погранотряд, не подкопаешься.
Подземный Шибирган
— Мотоманёвренная группа, в которую меня определили, располагалась в районе города Шибирган, центра провинции Джаузджан. Недалеко от него были обнаружены большие запасы природного газа. Близость к границе позволила нашим специалистам проложить четыре огромные трубы, по которым газ шёл на нужды приграничных советских городов. Разумеется, обслуживали всё это хозяйство наши специалисты. Обеспечить их без- опасность, а также всего газоперерабатывающего завода и было одной из наших задач. Помимо не менее обязательной разведки, перехвата караванов с оружием и наркотиками, сопровождения транспортных колонн, зачисток от бандитов близлежащих кишлаков.
Друзья по оружию. На заднем плане — бойцы царандоя. 1988 год
Территория, где базировалась группа, занимала примерно шесть гектаров. Все бытовые и служебные помещения располагались в блиндажах глубоко под землёй. Благо грунт позволял в землю прочно вгрызаться. Вынужденная необходимость: редкая ночь обходилась без того, чтобы по территории ММГ «духи» не выпустили нескольких очередей из ДШК. Правда, редко этот огонь оказывался результативным — близко подходить они боялись. У нас в центре лагеря прожектор мощный стоял, на 10 км в глубину периодически всю округу просвечивал. Плюс восемь постов боевого охранения по периметру, на каждом — два человека с ротным пулемётом ПК. Не забалуешь…
Быт за несколько лет пребывания был налажен основательно. Даже баньку соорудили. Кормили сносно. Много ль солдату надо: макароны, тушёнка, картошка, лук, морковь, свёкла. Правда, всё это зачастую в виде полуфабрикатов или в высушенном виде. Так ведь и мы не к тёще на блины пожаловали.
С водой вот только напряжёнка была. Местную пить не рисковали, боялись заразу какую подхватить. Поэтому водовозку стерегли, как зеницу ока, без боевого охранения она в рейс не выходила.
Иногда в город выбраться удавалось. Вот где насмотрелся, как люди в прошлые века жили. Кругом антисанитария, которая нам и не снилась, женщины в чадрах, мужчины в чалмах… И практически каждый зло и настороженно на тебя зыркает. И бачата — пацаны по-нашему — бегают, попрошайничают. Ни тебе душа, ни воды из крана, ни туалета в нашем понимании. Всё арыки заменяют. Даже в сравнении с нашими среднеазиатскими республиками никакой цивилизации. Зато в какой магазинчик не зайдёшь, мать честная: на прилавках самой захудалой лавчонки часы электронные, двухкассетники японские, джинсы американские. В Союзе такое добро только по блату достать можно было или у фарцовщиков.
Афганца победить нельзя. Но его можно купить
— Первое моё боевое задание таковым назвать можно лишь с определённой натяжкой. Из Москвы прибыла группа офицеров КГБ. У нас они переоделись в душманскую одежду, и однажды ночью на своём БТР я повёз их на встречу с афганской агентурой. Ехали без света, в полном молчании.
Когда прибыли на место встречи, мне строго-настрого запретили даже нос из-под «брони» высовывать. Ребята из охранения тоже в темноте растворились — лица агента не должен был видеть никто.
О чём там речь шла, я не знаю. Но догадаться нетрудно. Наши получали сведения о перемещениях и планах действовавших в окрестностях банд, об их количественном составе, вооружении. Наверняка интересовались, можно ли убедить того или иного полевого командира перейти на сторону правительственных войск. Или, на худой конец, придерживаться нейтралитета. Такие случаи бывали. Другое дело, что полученную информацию приходилось проверять и перепроверять по нескольку раз. Афганца ведь победить нельзя, зато можно купить. Тому, кто заплатит больше, он и будет служить.
Свинцовые «кузнечики» и отдыхающий Рэмбо
— По-настоящему первый боевой выход состоялся у меня через две недели после того, как я пересёк границу Афганистана. Поступила информация, что «духи» всерьёз взялись за нашу ММГ, дислоцированную в селении Маймане. Оно располагалось на небольшой равнине, со всех сторон зажатой горами. Вот «духи» и лупили с них изо всех видов оружия по нашим ребятам. По нескольку раз на дню. Надо было показать им, кто в доме хозяин.
Только отъехали километров 20 от Шибиргана, смотрю — впереди на дороге фонтанчики пыли появились. Сначала подумал, что это кузнечики прыгают или саранча какая. В это время слышу в шлемофоне команду: «Все под «броню»! Нас обстреливают!». Только десант внутрь нырнул, как пули по броне шлёпать начали. Такие вот «кузнечики». А останавливаться и в бой ввязываться нельзя. Во-первых, бесполезно, во-вторых, нашим на выручку спешить надо. Так и ехали километров 10 под обстрелом непрекращающимся. В Маймане прибыли, огрызнулись по-взрослому «духам» в ответ, те и ретировались.
1989 год
Но больше всего Андхойская операция запомнилась. По уничтожению отряда полевого командира Джабора. Серьёзная банда была, человек под 300. Они в кишлаке Арабшах обосновались. Несколько наших мобгрупп кишлак окружили и дали три часа для того, чтобы женщины, дети и старики его покинули. Потом за бандитов взялись. Сопротивлялись они яростно. Один даже пробрался по арыку и саданул по моему БТР из гранатомёта. В машину не попал, граната разорвалась недалеко от группы бойцов, которыми командовал сержант Эдик Цаплагин. Хороший парень, из Тулы. Он на выстрел мгновенно среагировал и собой ребят прикрыл. За что впоследствии орденом Красной Звезды посмертно был награждён.
Видим, дело серьёзный оборот принимает. Тогда командир вызвал на подмогу десантно-штурмовую группу. Вскоре появились вертолёты, из которых 60 спецназовцев выскочили. Да каких! Рэмбо знаменитый на их фоне — цыплёнок не оперившийся. Мы и сами сообразить не успели, что к чему. Трескотня автоматная, взрывы и через несколько минут тишина. У «спецов» ни одной потери, а «духи», кто в живых остался, в плену. Вот это работа!
Здравствуй, мама!
— В 1989 начался вывод наших войск из Афганистана. Конечно, этого события ждали. Шутка ли: без малого два года в Афгане, за плечами под два десятка боевых операций. Надоело всё до чёртиков. Но уходить тоже надо красиво. Как только войска 40-й армии двинулись к границе, нам приказ зачитали: быть в полной готовности оказать помощь в случае нападения на них. И ещё — при появлении в пределах видимости рядом с нашей базой хоть кого-то из местных, стрелять на поражение безо всяких предупреждений. Во избежание возможных диверсий. Правда, после оглашения этого приказа бандиты притихли, как мыши под веником. У них ведь тоже разведка прекрасно работала, наверняка они были осведомлены, какие жёсткие меры будут приниматься.
Так что всё обошлось. Никто нас в эти дни особо не тревожил. Мы лишь с завистью наблюдали, как в небе постоянно барражируют вертушки, защищавшие собой транспортные «борты», которые один за другим увозили наших ребят домой. Сами мы пересекли границу 22 февраля 1989 года, через неделю после того, как генерал Громов на мосту Дружбы объявил, что за его спиной не осталось ни одного советского солдата.
Торжественно на границе нас никто не встречал. А чего чествовать тех, кто «там не был»?
Сформировали команду из трёхсот человек белорусов, украинцев, прибалтов, русских и отправили самолётом из Душанбе в Минск. Вот там и журналисты были, и девушки с цветами. Потом на поезде до Гомеля. В три часа ночи приехал, на такси домой прикатил. Родители проснулись, батя заспанный на крыльцо выходит, а я докладываю: «Ваш сын вернулся из Афганистана, добросовестно выполнив свой интернациональный долг!». А на груди медаль «За отличие в охране государственной границы» поблескивает. Отец за сердце, мать в слёзы. Но это уже слёзы радости и облегчения были. Они не горькие…
Автор: Александр Евсеенко. Фото: Вячеслав Коломиец, личный архив Анатолия Вдовенко
Читайте также:
«Нас там не было. Все «претензии» к пехоте…»
Подпишитесь на наш канал в Яндекс.ДзенБольше интересных новостей - в нашем Telegram
