Как в Гомеле встречали Новый год 60 и 100 лет назад

Встреча наступающего года до появления гаджетов сопровождалось не только обильным застольем с оливье и советским шампанским, но и массовыми гуляньями на улицах и площадях родного города. А чем там занимались наши земляки 100 или, к примеру, 60 лет назад? Предлагаем поностальгировать за чтением новой статьи на «Белке».

Дискотека 1880-х

Именно зимой у наших предков было принято активно предаваться различным играм и забавам. Ведь с наступлением холодов прекращались сельскохозяйственные работы, и свободное время можно было посвятить праздничным гуляньям, изрядно подкрепляясь собранными запасами.

А еще люди тогда свято верили – если в зимнюю стужу не справить как следует торжества, то и весной не видать удачи, солнца и хорошего урожая. Ну и, в конце концов, как пережить долгую зимнюю темноту и стужу без хорошего застолья, плясок и игр?

При этом вплоть до советского времени встречи Нового года в современном понимании в белорусской деревне практически не знали. 1 января традиционно праздновали Васильев день, с принятием христианства вошедшего в древний колядный цикл. Вечером накануне парни и девушки ходили щедровать, водили по хатам «козу», «медведя» и «кобылу», пели песни про «святы вечар». Хозяева же угощали молодежь за это самодеятельное представление.

На нынешнюю встречу нового года старинный щедрый вечер был похож лишь своей обильной трапезой. Тогда на стол подавалось максимально возможное количество блюд, отчего эта вечеря и называлась «толстой богатой кутьей». Праздничный ужин носил очевидно ритуальный характер, чтобы в Новом году жилось в достатке – стол должен ломиться. Неосознанно, но мы следуем этой традиции по сей день.

А утром первого дня Нового года дети шли по домам «засевать» – чтобы таким магическим образом вызвать в наступившем году богатый урожай. Вечером парни и девушки собирались на «игрища». Для этого в складчину снимали корчму или хату, нанимали музыкантов, включая скрипачей.

По современным меркам, такая новогодняя «пати» с живой музыкой – просто роскошное мероприятие, хотя большинство его тогдашних участников приходили туда в лаптях. Кстати говоря, особым шиком считалось вплести в новые лапти – полоски березовой коры, что придавало им щеголеватый скрип. Танцы имели свои названия и сопровождались соответствующими песнями. Например, когда танцевали «Воробья», припевали:

«Чи, чи, воробей,

Не клюй моих конопель –

Я тому воробью

Колом ноги перебью.

Воробейка скачет,

По ножце плачет».

Конопля в то время не ассоциировалась с наркотическим сырьем, а была важной технической культурой. Из нее изготавливали пеньку, веревки и парусину, а также льняное масло.

Более лиричным и даже слегка эротичным был танец «Подушечка». Парни и девушки танцевали его, взявшись за руки и став в круг, в середину же выходил один из парубков. При этом пели:

«Падушачка, падушачка,

Да й ты пухавая!

Маладушка, маладушка,

Да й ты маладая!

Каго люблю, каго люблю,

Таго пацалую,

Пуховую падушачку

Таму падарую!»

После чего стоящий в кругу молодой человек изъявлял желание, чтобы с ним проделали процедуру из песни, но его тут же выталкивали из круга. Его место занимал другой, и все повторялось сначала.

Гипноз цыганских плясок

Случалось, что сельские вечеринки-«ночки» на Гомельщине сопровождали и цыганские зажигательные пляски. Рома в наших краях летом кочевали, а на зиму оседали по селам. Гадали, лечили лошадей, и как водится – пели и танцевали.

На зимние праздники 1923 года молодежь Кистеней на Рогачевщине собиралась гулять в хате Адама Ключникова, которую снимали за 16 фунтов пеньковой кудели. Тут-то и разыгралась эпическая драма с участием горячей цыганской красавицы Оксаны.

На «вечеринки у Адама» приходил играть гармонист Микола со своей женой. Миколиха была хромой и рябой, но зато очень трудолюбивой хозяйкой.

Неукротимая плясунья Оксана в тот вечер положила глаз на гармониста Миколу. Автор воспоминаний о танцах 20-х годов передал подробности в ярких диалогах:

– Эй, кукушка рябая, на аркане сокола-Миколу не удержишь, – сказала цыганка Миколихе. Кругом захохотали. А Микола, нахмурясь, растянул меха гармони, крикнул ребятам: «Становись на кадриль…»

– Э-эх! – взвизгнула цыганка Оксана и будто ужалила, чуть скользнув по Миколе своим круглым плечом, и помчалась навстречу стоящей в кадриле паре, дикая, легкая как огонь, зажигающий сухую траву.

– Эх-эх! – еще занозистей вскрикнула Оксана, и еще больше обожгла Миколу и Миколиху, тихо звякнув на руках браслетами. И побледнев, как потухшая в небе заря, вдруг запела: «Умчимся, Микола, с тобой в край мой родной…»

После чего гармонист попросил цыганку погадать, но та не согласилась – ни за деньги, ни за угощение. Но нагнувшись, шепнула: «А не всякому, парень, за деньги – иному и за любовь… Как выйдет месяц, приходи к старым соснам, что на горе, над речкой…»

Но концовка у этой истории печальная. Дома Миколиха устроила скандал, а Микола – учинил домашнее насилие. После чего, не помня себя, сбежал из дома. И бродил как безумный по берегу Днепра, пока не свалился без памяти. Но и в цыганский табор гармонист Микола, зачарованный плясуньей Оксаной, не пошел, а уехал гасить безумную страсть на шахты Донбасса.

Горки и катки

Еще одним любимым славянским развлечением на зимние праздники было катание со снежных горок. В Гомеле с его обрывами-рвами по высокой правобережной стороне Сожа в крутых спусках недостатка не было. Но в прошлом наши земляки зачастую сами сооружали рукотворную ледяную горку.

Гомельский старожил Е.Рубцов в своих воспоминаниях пишет, что в конце 1920-х огромную гору из бревен и досок, залитых водой, ставили на стадионе «Локомотив». И взрослые, и дети катались с нее на санках, фанерках и картонках или просто на «пятой точке».

Тут же, на «Локомотиве», а еще на стадионе «Динамо», в районе нынешней площади Восстания, заливали катки. Самым же уютным и защищенным от ветра, по воспоминаниям Рубцова, считался каток в парке.

Ледяные горки оставались любимой забавой гомельчан и в 60-е. Вот как об этом вспоминает бывший архитектор Советского района Тамара Дмитриева:

– Я с папой часто ходила кататься в парк Луначарского на финских санках. Это были большие двухместные санки на металлических полозьях, до полутора метров длиной. Посередине было кресло со спинкой и подлокотниками, туда садился отец с кинокамерой и снимал на пленку наш спуск, от которого у меня в детстве захватывало дух. Я стояла на полозьях сзади за отцом, держалась за ручку и управляла санками с помощью ноги. Эти стремительные спуски на санках, да еще и запечатленные на кинопленку, которые мы потом просматривали в семейном кругу – одни из лучших воспоминаний моего детства.

Первые елки

В советское время характер зимних праздников несколько изменился. Встреча Нового года вышла на первое место. А «щедрики» и другие колядные обряды переместились на старый Новый год, негласно отмечавшийся 13 января.

При этом новогодние уличные гулянья не только сохранились, но и приобрели более массовый характер. Для этих целей на городских площадях по решению местных властей начали устанавливать празднично украшенные елки.

Когда первая такая елка появилась на главной гомельской площади, точно неизвестно, но в квартирах гомельчан в конце 30-х они точно уже были. Делаем такой вывод благодаря гомельскому коллекционеру Александру Веснину.

Это фото из архива Майи Кузнецовой сделано 2 января 1938 года в доме на улице Комсомольской (ныне проспект Ленина), то есть спустя три года после того, как Иосиф Сталин официально разрешил советским гражданам праздновать Новый год. На елку вешали все: от открыток и бумажных гирлянд до шариков из ваты и стеклянных бус.

Кстати, чтобы найти красивую живую елку, нужно было потрудиться. В советское время даже шутили: «За елкой нужно сходить на три базара. На одном купить ствол, на втором – ветки, а на третьем – иголки». Если не выходило купить красивую елочку, брали ту, что есть, и отдельно докупали ветки. Потом эти ветки привязывали к хилой ели, и получалась пышная красавица.

Самое же старое фото в архиве Веснина главной городской елки датировано декабрем 1955 года. Зеленая красавица с пятиконечной звездой на верхушке установлена напротив драмтеатра, рядом – сказочные домики и большие новогодние открытки.

Вплоть до 2003 года елки на площади были живыми, привезенными из леса.

Платье из абажура

Еще одним непременным атрибутом советского Нового года стали детские утренники. Их для детей проводили в школах, детсадах, на всех крупных предприятиях. У многих из них были свои клубы, столовые, дома культуры, где обычно и устраивали торжество.

Также по месту работы пап и мам профсоюзы собирали детские подарки.

Гомельчанин Владимир Приходько вспоминает, как это было в 50-60-х годах: «Я всегда ходил с дедушкой за подарками в клуб Гомельского вагоноремонтного завода, где он тогда работал. В набор входили шоколадка «Аленка» или «Пальма», ирис, разные карамельки, несколько «люксовых» конфет, таких как «Мишка на севере», «Белочка» или «Ананас». Дополнительно к сладостям прилагались мандарины».

По словам Владимира, дедушкины коллеги, особенно молодые женщины, тщательно готовились к заводскому новогоднему вечеру.

«Помню, как моя тетя в качестве каркаса для юбки использовала абажур от старой лампы – получился наряд, как у светских дам XVIII века. В нем тетя прямо из дома пошла в клуб железнодорожников имени Ленина на новогодний огонек».

Самого же Володю на утренники в детсаду наряжали зайцем – одевали шапочку с ушами, а к шортикам пришивали пушистый хвостик. Девочки приходили в платьях снежинок. На утреннике обязательно нужно было рассказать стишок, хотя добрый дедушка дарил конфеты даже тем, кто робел и не смог выдавить из себя ни слова.

1000 пельменей для гостей

В 1960-е Новый год, как и многие другие праздники, отмечали по-соседски, едва ли не всем подъездом и даже двором. Например, так нередко делали жители четырехэтажного дома на улице Барыкина, 131.

«В доме было много семей военных. Наша жила в «однушке», но как говорится, в тесноте, да не в обиде. Помню, как соседи ходили из квартиры в квартиру – поздравляли друг друга, много танцевали. За новогоднюю ночь компания за празднично накрытым столом могла смениться несколько раз», – вспоминает Тамара Дмитриева.

Но самым главным ритуалом собеседница называет коллективный просмотр «Голубого огонька» – главной телепрограммы новогодней ночи.

«Дело в том что наша семья первой в подъезде купила телевизор. Это было в 1963 году. И первые годы каждую новогоднюю ночь папа переносил «Рекорд» на кухню, где собирались соседи со всех 4-х этажей и смотрели «Огонек». Это сейчас есть отложенный просмотр и все такое. А тогда, если не успеешь посмотреть — все, жди следующего года», – делает важное уточнение гомельчанка.

Непременными блюдами новогоднего застолья были салат оливье, бутерброды со шпротами, запеченная курица, консервированные помидоры с огурцами и, конечно, холодец с хреном. Хозяйки в то время много пекли, поэтому на праздничном столе мог оказаться и домашний торт «Наполеон».

А в семье Людмилы Воршниной-Яроцкой из соседнего дома 127 и вовсе совершали «кулинарный подвиг» – к Новому году лепили 1000 (!) пельменей.

«У нас в квартире собиралось до 40 человек – соседи, друзья и сослуживцы отца. И поскольку наша семья славилась своими пельменями, мы должны были их приготовить. 1000 штук, не меньше. Лепить их начинали за 3-4 дня до праздника, плотными рядочками выкладывали на гладильную доску и выносили морозить на улицу. Да-да, я не шучу. Гладильную доску ставили на крышу расположенной в доме аптеки. Зимы тогда были суровые, так что функцию морозильной камеры улица выполняла прекрасно», – с ностальгией вспоминает те времена Людмила.

И еще одна важная деталь напоследок: двери в подъезды и в квартиры в то время не закрывались, поэтому соседи ходили к друг другу не то что без звонка – без стука.

«Вы такое вообразить сегодня можете? – сама удивляется Тамара Дмитриева. – А мы всех соседей по дому знали, кто с кем женился, куда поступил и у кого как детей зовут. Дружили, не унывали и верили в лучшее. Но, кажется, именно то время и было лучшим».

belkagomel.by. Фото: архив Александра Веснина

Сейчас читают:

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен
Больше интересных новостей - в нашем Telegram