Протоиерей Фёдор Повный о детстве в Гомеле, лихих 90-х и пути к вере

09.03.2023 15680

Протоиерей Фёдор Повный – человек удивительной судьбы. Траектория его жизни – это последовательность и одновременно результат нескольких выборов, сделанных им вопреки общим представлениям о благополучии.

Например, в 90-х, кризисное для постсоветского пространства время, священнослужителю выпал шанс работать в «сытой» Германии, не зная бедности и дефицита. Но Фёдор Петрович вернулся в Беларусь, по сути, на голую зябь, чтобы основать здесь храм. Об этом и других поворотных моментах жизни он рассказал на встрече со старшеклассниками школы №3, где когда-то учился сам.

Как получить двойку по рисованию

Несмотря на то что Фёдор Повный из семьи православного священника, его отец никогда не навязывал свою волю детям. Поэтому старший сын, нынешний протоиерей, сначала получил «светское» образование и запросто мог работать дизайнером интерьера – по востребованной и модной тогда профессии. Но «опыты веры», как сам отец Фёдор называет её первые проблески, случились с ним ещё в ранней юности. И в качестве примера приводит случай.

– Во времена, когда я учился в школе, оценка по рисованию шла в аттестат. Рисовал я всегда хорошо и потому частенько помогал одноклассникам – рисовал за них. А чтобы учитель ничего не заподозрил, всем по-разному: одним на четвёрку с плюсом, другим – с минусом. Хуже не получалось – пробовал.

Однако на фоне «чужих» работ всё равно выделялись «мои», то есть те, которые я подписывал собственной фамилией. Учителю они казались неправдоподобными: он считал, остальные рисуют сами, а мне помогает кто-то из старших. Поэтому вместо пятёрок я всегда получал двойки. До поры до времени меня это не беспокоило, но всё изменилось в седьмом классе, когда нам сказали, что оценка пойдёт в аттестат. И вот дилемма: с одной стороны, аттестат портить не хочется, с другой – одноклассников выдать нельзя.

Тут все ребята к учителю и бросились: «Это он всё время нам рисовал! Ему ставьте пятёрку, а нам всем – двойки!» Покаялись, стало быть. Но тот лишь стукнул кулаком по столу – и обратился ко мне: «Чтобы завтра с родителями в школу!»

Я решил, отчитывать будет. Но оказалось иначе. Учитель посоветовал маме отвезти меня в Минск, в школу одарённых детей. Как потом оказалось, туда принимали преимущественно в 5-6 лет, я же к тому времени был здоровым лбом – семиклассником. Но мы, конечно, этого не знали. Поехали наобум, даже альбомы с собой взять не догадались.

Как не попасть в школу одаренных детей

Приёмная комиссия в Минске, рассказывает отец Фёдор, была настроена скептически. Принимать незнакомого ребёнка – и сразу в выпускной восьмой класс – небывалая практика. Когда мальчику предложили показать свои рисунки, он хватился их – и пообещал, что принесёт завтра. Затем попросил маму купить ему два альбома и весь день провёл во дворе дома, где они остановились, делая карандашные эскизы с натуры. Рисовал всё, что видел: угол дома, местную кошку, дворнягу, зелёные тротуары и пешеходов.

На следующий день столичные учителя, недоверчиво поглядывая на два полностью исписанных альбома, попросили Фёдора изобразить несколько композиций по их заданию: сначала кубическую, затем – натюрморт. Первую он нарисовал по канону, но когда перед ним разложили акварельные краски и беличьи кисти для натюрморта, глаза разбежались – и юноша забыл сделать карандашный набросок. Таких красок и кистей он прежде никогда не видел, поэтому увлёкся и нарисовал сразу начистую. Комиссию такая уверенность поразила. Недолго посовещавшись, педагоги объявили, что с радостью примут мальчика в восьмой класс. Но юное дарование вдруг заартачилось:

– У меня в Гомеле остались друзья, овчарка и велосипед. А ещё любимая река Сож. Ни один мальчишка моего возраста не согласился бы добровольно отказаться от такого богатства.

Поэтому, когда комиссия «санкционировала» моё зачисление, в душе что-то оборвалось. Тогда я первый раз и обратился к Богу – чтобы он разрешил мой внутренний конфликт.

С декабря 2020 года Фёдор Повный – председатель Синодального отдела белорусской православной церкви по сотрудничеству со светскими учреждениями образования.

На обратном пути мама рассуждала вслух: «Средний сын уехал, ты уедешь, останемся мы втроём с младшим. Нет, уж доучивайся дома. Рисовать можно не только в Минске – пойдёшь в студию при Дворце пионеров». И я, как ни странно, выдохнул с облегчением.

Вернувшись в Гомель, я действительно записался в студию изобразительного искусства, которая работала тогда во Дворце пионеров. Мы выходили с пленэрами в парк – и рисовали его виды много часов подряд, не чувствуя усталости. Замечательное было время – неиссякаемого вдохновения и лёгкого сопернического задора, – вспоминает протоиерей.

Как споткнуться на исторической лестнице

Однако судьба всё-таки привела Фёдора Повного в Минск. После десятого класса он уехал подавать документы в академию искусств. Ребята, стоявшие с ним в очереди, были выпускниками художественных школ и училищ, а эта их попытка поступить – седьмой или восьмой по счёту. Юноша вдруг оробел, со всей ясностью осознал, что обойти стольких людей ему не по зубам. И вечером дорога сама привела его в кафедральный собор.

– На душе было неспокойно. Я подошёл к иконе и обратился, как умел: «Боже, если нужно мне для жизни это пройти, помоги. А не нужно – отведи. Но как можно безболезненнее, без расстройств и переживаний – моих и близких». Бог меня услышал, и я поступил – с первой попытки. И хотя моя нынешняя работа имеет весьма далёкое отношение к дизайну интерьера, со всей ответственностью заявляю, что полученные в академии знания не раз мне пригождались.

Окончив академию искусств, юноша ушёл в армию. Он и сверстники считали возможность послужить большой честью: как говорит сам Фёдор Повный, Богу ведь тоже служат. Однако, вместо того чтобы получить направление в Генеральный штаб Белорусского военного округа, молодой человек оказался в глубоком тылу. И вскоре совершенно случайно нашёл ответ на свой незаданный вопрос. А именно, пометку «Сын священника», жирно выведенную и трижды подчёркнутую красной ручкой в его личном деле.

– Враждебность начальники увидели не только в моём происхождении, но и в том факте, что я отказался вступать в комсомол. В уставе организации я прочёл: «Комсомолец должен вести непримиримую борьбу с религией». Разумеется, оставить свою подпись под этой строчкой означало пойти на предательство собственных родителей – мой отец ведь был священником.

Полагаю, по этим двум причинам меня и направили служить в тыл. А местным ребятам наказали провести со мной «строгую разъяснительную беседу, вплоть до применения методов физического воздействия», чтобы мою принципиальность несколько пошатнуть.

Сослуживцы, на счастье, оказались с выдумкой: прознали о моём художественном таланте и договорились, что синяки я буду ставить себе сам – не кулаками, а красками. Надо было видеть, с каким воодушевлением я их выводил! Получалось более чем убедительно. Утром выхожу на построение – меня и спрашивают: «Рядовой такой-то! Что под глазом?» Я отчеканиваю: «Товарищ командир! Шёл по исторической лестнице и споткнулся!» С чувством выполненного долга командир отвечает: «Смотреть под ноги, когда ходите по исторической лестнице!»

Продолжалось это «творчество» месяц, а потом начальники заподозрили неладное: старые мои синяки проходили слишком быстро, а новые «цвели» слишком ярко. Догадавшись, что «методами физического воздействия» меня не пронять, решили зайти с другой стороны и вызвали на ковёр к начальнику политотдела.

Беседа предстояла строгая. Началась она, натурально, с вопроса, почему не вступаю в комсомол, на который я ответил: «Морально не созрел до такого совершенства», – имея в виду совершенство предательства. Начальник сначала не понял, и тогда я перешёл в наступление. Спрашиваю: «Товарищ подполковник, могу я говорить с вами, как с отцом? Мои родители дали мне только хорошее. Никогда я не видел, чтобы слова моего папы расходились с делом. Что советует прихожанам, то и сам претворяет в жизнь. А теперь посудите сами: если сегодня я собственной подписью скреплю предательство по отношению к родителям, завтра с ещё большей лёгкостью предам Родину. Если разобраться, вы подталкиваете меня на первый шаг этого большого предательства».

И тут произошло невероятное. Начальник отдела меня поблагодарил и тихо сказал: «Иди с богом, сынок. Всё будет хорошо». Тогда я понял, что ценности и морально-нравственные ориентиры у нас с подполковником одинаковые, невзирая на партбилет.

Как из сытой Германии вернуться в голодную Беларусь

Сразу после демобилизации Фёдор Повный поступил в Московскую духовную академию. Как ни парадоксально, именно в армии он принял решение связать свою жизнь со священным саном.

– Службу я проходил в Казани. Когда рассматривал местный кремль, мысленно дорисовывал к куполам по праву принадлежавшие им кресты, порушенные во время Октябрьской революции. Казанский кремль – это ведь не только архитектурный памятник, но и один из главных символов Русской православной церкви. Поэтому, наверное, он произвёл на меня неизгладимое впечатление. Через его посредство я прикоснулся к глубинной истории, которая помножилась во мне на всё, что я знал, читал поверх школьной программы, на чём был воспитан дома. И решение поступить в другую академию, на этот раз духовную, созрело во мне очень скоро, – вспоминает ещё один эпизод из юности отец Фёдор.

Затем были учёба, несколько месяцев службы в Минске и восемь лет жизни в Лейпциге. В год тысячелетия Крещения Руси митрополит Филарет, предстоятель Белорусской православной церкви, сообщил отцу Фёдору, что власти выделили два участка для строительства новых храмов, и попросил его заняться этими проектами, потому что доверить их больше некому.

– Конечно, я мог остаться в Германии, где у меня были двухэтажная квартира в центре Лейпцига, звание почётного гражданина, налаженный быт, спокойная работа и всё для счастья в мещанском его понимании. Но Библия учит нас рассматривать жизнь на земле как подготовку к вечности. Поэтому, когда возвышаешься над «временным», то есть мирским, начинаешь принимать решения, со стороны кажущиеся непонятными и противоречивыми. Я знал, что служу не только Богу, но и своему предназначению, которое тоже является Его промыслом. И раз больше некому заняться строительством храмов на моей родине, значит, я должен вернуться. Так я и поступил.