Закулисье. Какие тайны хранит Гомельский драмтеатр

Где-то под сводами Гомельского об­ластного драматического театра навер­няка живут призраки. По крайней ме­ре, сами актёры в этом не сомневают­ся. Слишком много мистических слу­чайностей происходит в заброшенных уголках старого здания. Возможно, это оживают сыгранные роли. А может, просто ветер воет на крыше… Сегод­ня мы вошли в театр не с парадного, а служебного входа, чтобы последовать за тенями Шекспира и Достоевского и погрузиться в другой мир. Тот, что не на сцене, а за ней. Проводником в заку­лисье стал художественный руководи­тель Сергей Лагутенко, который в теа­тре работает с 1989 года и за это время сыграл больше сотни ролей.

Страшно подходить к краю

— Если выйти на сцену ночью, ста­нет жутко. Страшно подходить к краю. Очень точно это состояние передал Чехов: «Чёрная бездонная яма, точ­но могила, в которой прячется сама смерть», — делится своими ощуще­ниями Сергей Феликсович. Ему не раз приходилось сталкиваться с необъяс­нимым. — Однажды во время гастро­лей в черниговском театре я провалил­ся под сцену. Вышел на поклон и ис­чез. Даже не понял, что произошло. Был свет, и вдруг — темнота. Причём я не поранился, ровненько-ровненько вошёл… Хотя под сценой было много травмоопасного реквизита. Ощущение просто не передать. А зрители подума­ли, что это такой трюк и громко заапло­дировали. Произошло это, как сейчас помню, в 1998 году в середине марта. Тогда в пьесе я играл Актёра. Роль так и называлась. По сценарию актёры по­могали людям в жизни. Их нанимал че­ловек, чтобы, например, влюбить в се­бя несчастную девушку, которая реши­ла отравиться.

Были и другие странные случаи. Во время одного спектакля в то место, где должен был стоять Сергей Феликсо­вич, вдруг сверху прилетел металличе­ский лист. Буквально за секунду актёр отошёл в сторону. Почему? Не знает. Как открутились четыре прочных бол­та, удерживавших пластину, тоже не­понятно.

Все люди суеверные, уверен Сергей Феликсович, и, конечно, связы­вают такие вещи с мистикой. От ощу­щения, что кто-то невидимый присут­ствует рядом с тобой, в театре слож­но отделаться. Можно стоять, и вдруг покажется, что рядом актёр, которого уже давно нет. Бывает и такое, что де­корация сама опустится, когда на мостиках никого.

Вниз по лестнице

В поисках мистического от­правляемся в театральный под­вал. Где, как не там, должны во­диться призраки? Спускаемся по узкой лесенке и ощущаем за­пах истории. Если наверху бы­вали ремонты и интерьер обнов­лялся, то здесь всё почти нетро­нуто и первозданно. А театр су­ществует с 1954 года.

В подвале расположены бом­боубежище, столярный цех и склад реквизита, где хранятся вещи из старых спектаклей. В бомбоубежище попасть не уда­ётся, на железной двери боль­шой навесной замок. Но лучше, что­бы так всегда и было.

В столярном цехе делают декорации к спектаклям. Здесь своя атмосфера. Даже есть инсталляция из предметов, найденных в театре, но уже вышедших из употребления. В центре портрет Ле­нина. Да, в храме искусства даже сто­ляры — народ творческий.

В театре имеется оркестровая яма. Правда, сейчас она редко использу­ется по назначению. Разве что когда приезжает на гастроли музыкальный театр или нужно незаметно исчезнуть со сцены актёру. Но в прежние годы был свой оркестр, и без него не обхо­дилось ни одно представление. А пе­ред и после спектаклей в фойе устра­ивались танцы. Гомельчане приходили и приобщиться к искусству, и повесе­литься одновременно.

— Выбора у горожан особенно не было, куда сходить. А театр изначально строился как культурный центр. Мо­лодёжь приходила, танцевала, а потом — хотите дальше танцевать, посмотри­те спектакль. Ещё работали два буфета. Это было в 50-60-х го­дах, — делает экскурс в исто­рию Сергей Феликсович.

На полках пылятся чьи-то жизни

По складу реквизита можно гулять часами. Там самый на­стоящий музей прожитых жиз­ней. Чего только нет. Вот ста­рый бабушкин сундук, где на­верняка хранилось чьё-то при­даное. Ведь многие эти ве­щи попали в театр из реаль­ной жизни, ими до этого кто-то пользовался. Бросается в глаза икона, большие зонты-трости, какие сейчас почти вышли из моды, а вот старинные книги — старинные только на первый взгляд. Это бутафо­рия, под обложкой страницы совет­ского научно-популярного журнала. На полу стеклянный сифон в кожаном переплёте. Он здесь прямиком из 70-х. Тогда в такие набирали газировку на розлив. В 90-е популярностью поль­зовались похожие, но из пластика. В общем, об этом складе можно писать бесконечно. Идеальное место для вос­поминаний и призраков прошлого. До­брых и злых.

— Кажется, что актёр всегда играет одну роль, хоть персонажи разные. И роль эта близка к нему такому, какой он на самом деле в жизни. Но вот сыграл человек один раз злодея и будет играть его всю жизнь. Почему? Недавно в одном из интервью Энтони Хопкинс, что играл Ганнибала Лектора в «Мол­чании ягнят», сказал, что на самом де­ле он хороший человек. Но почему-то его всё время зовут играть плохих…

К сожалению, это штамп. Вот взять Анатолия Кота, вы его в кино видите часто. Добрейшей души человек, чу­до что за человек, но в кино он столь­ко злодеев переиграл. Включишь те­левизор — Толик опять злодей. Один раз сыграл — получилось, вот и на­чинают приглашать на такие роли. А бывает, человек сыграет героя-любовника, и тоже к не­му этот образ приклеивается. Ему давно уже хочется изо­бразить какого-нибудь зло­дея, а ему говорят: не надо, у тебя герой-любовник хоро­шо получается, вот и играй, — объясняет Сергей Фелик­сович.

— Раньше в театре бы­ло такое понятие, как амплуа. Актёр по мере взросления из героев-любовников перехо­дил в резонёры, потом в благо­родные отцы, потом в комики. Но сейчас режиссёры не хотят пробовать, терять время. Да, позовём Хопкинса, у него точ­но получится сыграть злодея.

Маргариты уходят в декрет

Идём дальше — в костюмерную. Здесь хранят костюмы из текущих пьес. Длинные ряды пышных платьев для светских дам, плащи джентльме­нов, наряды старинные и современные. Всё шьётся в театре своими силами и для каждого актёра персонально. Ес­ли в пьесе на одной роли задействова­ны два человека, делают два комплек­та костюма. Перед каждым спектаклем все костюмы отглаживают и разносят по гримёркам. Обувь тоже покупается специально для выступлений.

— А правда, что есть персонажи, ко­торых мечтает сыграть каждый актёр?

Сергей Феликсович не согласен:

— Есть такой дурацкий стереотип. Будто каждый актёр хочет сыграть Гам­лета, а актриса — Джульетту. Для ме­ня, по крайней мере, это не так. Гам­лета не хочу играть. Мне больше ин­тересны другие персонажи Шекспира. Очень нравится литература Серебря­ного века, Булгаков, Чехов, Набоков. В их творчестве много непонятого. Вид­но, это время очень быстро прошло и в нём не успели разобраться, поэтому оно загадочное. И очень много мисти­ки связано с Есениным, Булгаковым, Маяковским.

— Да, говорят, что вокруг фильмов, которые снимают по Булгакову, всё вре­мя происходят загадочные события…

— И в театре, когда ставят «Мастера и Маргариту», они происходят. Напри­мер, мне один режиссёр рассказывал, что все Маргариты уходили в декрет. Хороший же вариант, согласитесь! — то ли в шутку, то ли серьёзно говорит художественный руководитель. — На самом деле, наверное, мы сами созда­ём мистические истории и начинаем в них верить. В жизни всё гораздо про­ще. Или сложнее. Кто знает.

Пока мы перебираем вороха кру­жев и шелков, на сцене готовятся к премьерному спектаклю. Над сценой тоже есть жизнь. Здесь вотчина мон­тировщиков. Когда поднимаешься на­верх, туда, откуда спускают декора­ции, в глаза сразу бросается пожар­ный занавес. Искусство искусством, а от пожарной безопасности никуда не денешься!

— Нам, слава богу, не приходи­лось его опускать по тревоге. Но де­лаем это, когда театр уезжает на гастроли и здесь долго ни­кого нет. Вообще, с этой шту­кой связано много интересных историй в других театрах. На­пример, в ленинградском Боль­шом драматическом у Товсто­ногова спектакль «Энергичные люди» актёры играли на опу­щенном пожарном занавесе. А когда в 1949 году закрывали те­атр Таирова в Москве, опуска­ли пожарный занавес навсегда. Это такой символический был жест, — рассказывает Сергей Лагутенко.

Вон, артист пошёл!

«Не дай вам бог хоть раз зай­ти на сцену с той стороны, где дверь «слу­жебный вход». Где всё имеет под­линную цену, где всё не так, где всё наоборот».

Мы на сцене. И этими строками из Макаревича Сергей Лагутенко описы­вает ощущение, которое испытывает каждый актёр. Театр — это отдельная планета, которая живёт своей жизнью. Потому что актёры не оставляют ро­ли в гримёрной. Они с ними всегда. Именно поэтому театр любят и будут любить, уверен наш проводник:

— Есть люди, которые специаль­но из России приезжают в Гомель на спектакли. Однажды я поинтересо­вался: зачем? Неужели у них в горо­де нет театра? Сказали, что видели спектакль в Москве в 1989 году. Ког­да узнали, что его ставят в Гомеле, за­хотели сравнить. Много зрителей при­езжает из Клинцов и Брянска. Специ­ально даже заказывают автобус.

Не­сколько дней назад мы вернулись с га­стролей. Играли в театре белорусской армии в Минске, по соседству с Купа­ловским театром. И у нас был полный зал. Значит, мы здесь не просто так. Значит, это творчество нужно людям. Но не тем, которые стоят мод магази­ном, увы. Они уже не приходят к нам. Мне вчера какой-то алкоголик крик­нул: «Привет гомельскому театру!». Знает, наверное, ходил когда-то. А по­том что-то произошло… И, наверное, одна из причин, по которой он там ока­зался, под магазином, — он перестал ходить в театр.

Автор: Елена Чернобаева. Фото: Мария Амелина

Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен
Больше интересных новостей - в нашем Telegram